Жена

"Come, come, come, come!" said Sobol, trying to soothe me. "Come!	- Ну, ну, ну, ну! - сказал Соболь, успокаивая меня.- Ну!
I have had a drop, that is why I said it.	Я выпивши, потому и сказал.
My tongue is my enemy.	Язык мой - враг мой.
Come," he sighed, "we have eaten and drunk wine, and now for a nap."	Ну-с, - вздохнул он, - поели, наливки попили, а теперь на боковую.
He got up from the table, kissed Ivan Ivanitch on the head, and staggering from repletion, went out of the dining-room.	Он встал из-за стола, поцеловал Ивана Иваныча в голову и, пошатываясь от сытости, вышел из столовой.
Ivan Ivanitch and I smoked in silence.	Я и Иван Иваныч молча покурили.
I don't sleep after dinner, my dear," said Ivan Ivanitch, "but you have a rest in the lounge-room."	- Я, родной мой, не сплю после обеда, - сказал Иван Иваныч, - а вы пожалуйте в диванную, отдохните.
I agreed.	Я согласился.
In the half-dark and warmly heated room they called the lounge-room, there stood against the walls long, wide sofas, solid and heavy, the work of Butyga the cabinet maker; on them lay high, soft, white beds, probably made by the old woman in spectacles.	В полутемной, жарко натопленной комнате, которая называлась диванною, стояли у стен длинные широкие диваны, крепкие и тяжелые, работы столяра Бутыги; на них лежали постели высокие, мягкие, белые, постланные, вероятно, старушкою в очках.
On one of them Sobol, without his coat and boots, already lay asleep with his face to the back of the sofa; another bed was awaiting me.	На одной постели, лицом к спинке дивана, без сюртука и без сапог, спал уже Соболь; другая ожидала меня.
I took off my coat and boots, and, overcome by fatigue, by the spirit of Butyga which hovered over the quiet lounge-room, and by the light, caressing snore of Sobol, I lay down submissively.	Я снял сюртук, разулся и, подчиняясь усталости, духу Бутыги, который витал в тихой диванной, и легкому, ласковому храпу Соболя, покорно лег.
And at once I began dreaming of my wife, of her room, of the station-master with his face full of hatred, the heaps of snow, a fire in the theatre. I dreamed of the peasants who had stolen twenty sacks of rye out of my barn.	И тотчас же мне стали сниться жена, ее комната, начальник станции с ненавидящим лицом, кучи снега, пожар в театре... Приснились мужики, вытащившие у меня из амбара двадцать кулей ржи...
"Anyway, it's a good thing the magistrate let them go," I said.	- Все-таки это хорошо, что следователь отпустил их, - говорю я.
I woke up at the sound of my own voice, looked for a moment in perplexity at Sobol's broad back, at the buckles of his waistcoat, at his thick heels, then lay down again and fell asleep.	Я просыпаюсь от своего голоса, минуту с недоумением смотрю на широкую спину Соболя, на его жилетную пряжку и толстые пятки, потом опять ложусь и засыпаю.
When I woke up the second time it was quite dark.	Когда я проснулся в другой раз, было уже темно.
Sobol was asleep.	Соболь спал.
There was peace in my heart, and I longed to make haste home.	На душе у меня было покойно и хотелось поскорее домой.
I dressed and went out of the lounge-room.	Я оделся и вышел из диванной.