Жена

The doctor went on talking, and I was soon convinced that he was a weak, unfortunate man, disorderly in external life.	Доктор продолжал говорить, и скоро я убедился, что это был слабый, внешне беспорядочный и несчастный человек.
Three glasses of vodka made him drunk; he grew unnaturally lively, ate a great deal, kept clearing his throat and smacking his lips, and already addressed me in Italian, "Eccellenza."	От трех рюмок он опьянел, неестественно оживился, ел очень много, покрякивая и причмокивая, и меня уже величал по-италиански: экчеленца.
Looking naively at me as though he were convinced that I was very glad to see and hear him, he informed me that he had long been separated from his wife and gave her three-quarters of his salary; that she lived in the town with his children, a boy and a girl, whom he adored; that he loved another woman, a widow, well educated, with an estate in the country, but was rarely able to see her, as he was busy with his work from morning till night and had not a free moment.	Наивно глядя на меня, как будто уверенный, что я очень рад видеть его и слушать, он сообщил мне, что со своею женой он давно уже разошелся и отдает ей три четверти своего жалованья; что живет она в городе с его детьми - мальчиком и девочкой, которых он обожает, что любит он другую, вдову-помещицу, интеллигентную женщину, но бывает у нее редко, так как бывает занят своим делом с утра до ночи и совсем не имеет свободного времени.
"The whole day long, first at the hospital, then on my rounds," he told us; "and I assure you, Eccellenza, I have not time to read a book, let alone going to see the woman I love.	- Целый день то в больнице, то в разъездах, -рассказывал он, - и, клянусь вам, экчеленца, не только что к любимой женщине съездить, но даже книжку прочесть некогда.
I've read nothing for ten years!	Десять лет ничего не читал!
For ten years, Eccellenza.	Десять лет, экчеленца!
As for the financial side of the question, ask Ivan Ivanitch: I have often no money to buy tobacco."	Что же касается материальной стороны, то вот извольте спросить у Ивана Иваныча: табаку купить иной раз не на что.
"On the other hand, you have the moral satisfaction of your work," I said.	- Зато у вас нравственное удовлетворение, - сказал я.
"What?" he asked, and he winked. "No," he said, "better let us drink."	- Чего-с? - спросил он и прищурил один глаз. -Нет, давайте уж лучше выпьем.
I listened to the doctor, and, after my invariable habit, tried to take his measure by my usual classification -materialist, idealist, filthy lucre, gregarious instincts, and so on; but no classification fitted him even approximately; and strange to say, while I simply listened and looked at him, he seemed perfectly clear to me as a person, but as soon as I began trying to classify him he became an exceptionally complex, intricate, and incomprehensible character in spite of all his candour and simplicity.	Я слушал доктора и по своей всегдашней привычке подводил к нему свои обычные мерки -материалист, идеалист, рубль, стадные инстинкты и т. п., но ни одна мерка не подходила даже приблизительно; и странное дело, пока я только слушал и глядел на него, то он, как человек, был для меня совершенно ясен, но как только я начинал подводить к нему свои мерки, то при всей своей откровенности и простоте он становился необыкновенно сложной, запутанной и непонятной натурой.
"Is that man," I asked myself, "capable of wasting other people's money, abusing their confidence, being disposed to sponge on them?"	Может ли этот человек, спрашивал я себя, растратить чужие деньги, злоупотребить доверием, иметь склонность к даровым хлебам?
And now this question, which had once seemed to me grave and important, struck me as crude, petty, and coarse.	И теперь этот, когда-то серьезный, значительный вопрос казался мне наивным, мелочным и грубым.