Жена

Я сопровождала его повсюду, когда он просил. Задавала вопросы людям, с которыми мы встречались, а он делал записи. За годы мы делали это много раз: расспрашивали не только проститутку Бренду, но и рыбака в порту, продавца пылесосов, который потом стал Миком Биком из короткого и не самого успешного романа Джо «Мы были едва знакомы», опубликованного в середине семидесятых. Все это время мы платили няням, хотя когда Сюзанне исполнилось тринадцать, присматривать за младшими детьми стала она.

Тоша, жена Льва Бреснера, тщедушная женщина с номером, вытатуированным на запястье, и блестящими черными глазами-оливками, как у чихуахуа, не могла взять в толк, зачем я позволяю себя «втягивать», как она выразилась. Ей только хотелось, чтобы ее оставили в покое, чтобы она могла пойти куда-нибудь с подругами – в универмаг и на ланч, где можно сесть в окружении пакетов с покупками и смеяться.

– Мужчины! – восклицала она. – Не обижайся, Джоан, но как ты их выносишь? Они только и умеют, что языком болтать, и никогда не затыкаются.

Она была права; день и ночь они болтали, словно внутри у них был огромный свиток бумаги, который разматывался через рот. Сколько в них было высокомерия! Как они были уверены в себе, даже когда ошибались! Почему женщины не могли быть такими? (Впрочем, через несколько лет, когда феминизм набрал обороты, женщины тоже стали болтать и болтали даже громче мужчин, курили одну за другой, собирались в гостиных и сравнивали впечатления о ручных вибраторах и тяготах домашнего труда.)

Я могла бы стать, как Джо, если бы захотела. Могла бы расхаживать с важным видом, быть агрессивной и мечтательной, полной идей, рисоваться, кричать «взгляните на меня», как жужжащая неоновая вывеска. Я могла бы стать Джо в женском обличье и тогда никто не любил бы меня; я казалась бы всем отвратительной. А может, напротив, ослепила бы всех своей эрудицией, харизмой, связями с влиятельными людьми. Но я не была Мэри Маккарти и Лиллиан Хеллман. Я не нуждалась во внимании; когда на меня смотрели, я нервничала, тушевалась и вздыхала с облегчением, когда прожектор обращался к Джо.

– А как же твое творчество? – заботливо спрашивали меня те немногие, кто знал, что когда-то и я писала хорошие студенческие рассказы и мы с Джо, вообще-то, встретились на уроках литературного мастерства.

– О, я больше не пишу, – отвечала я.

– Джоан очень занята, – добавлял Джо, – она нянчит мое эго. – Все смеялись, Джо вскользь упоминал благотворительную деятельность, которой я занималась в свободное время. В конце семидесятых я начала сотрудничать с организацией помощи беженцам «Поддержка беженцев Эгейского региона». Жены наших друзей, бывало, просили, чтобы я прочла свои студенческие работы, но я отвечала отказом, говорила, что все они незрелые и если сейчас я начну перечитывать их, то ужаснусь.

То, что я писала в колледже, не могло сравниться с мужской литературой. Мужская проза растекалась по страницам вальяжно, раскинув ноги и руки, как человек, который принял ванну, побрился и теперь позевывал и потягивался. Мужчины придумывали собственные слова: «фалломатериализм», «эротектоника». Они писали о себе и даже не заботились о том, чтобы изменить автобиографические детали. Зачем? Они не боялись своих альтер эго; не боялись они и своих эго. Мир же принадлежал им, и все, что в мире, тоже им принадлежало.

Я же не владела в этом мире ничем; никто не преподнес мне его на блюдечке. Я не хотела быть «сочиняющей дамочкой», акварелисткой слова; не хотела я становиться и безумной теткой, бой-бабой, с которой никто не желал связываться. Я не хотела превратиться в Элейн Мозелл – она сама меня от этого предостерегла. Она болтала громче всех и была одинока, а потом о ней все забыли.

Я не могла представить, кто сможет полюбить громкоголосую писательницу. Что за мужчина останется с ней и не испугается ее чрезмерности, ее гнева, ее духа, ее таланта? Кто он, этот призрачный муж, муж, который ничего не боится и при этом сам силен и привлекателен? Может, такой и прятался где-то под камнем и изредка выползал на свет божий, чтобы отпраздновать очередную грандиозную идею своей гениальной жены, но потом неизменно возвращался в тень.