Жена без срока годности

Я оставила стакан у губ, распластала их по стеклу и почувствовала, что сейчас наполню его по новой, но уже слезами. Андрей это заметил и выковырял из моих пальцев стакан.

— Ну чего ты? — сказал, как только стекло стакана соприкоснулось со стеклом стола.

Чего? Ничего… Ничего хорошего из этой затеи не выйдет. Мы слишком много на себя взяли. В который раз. А мы не сильные, мы размазни, две размазни, два неудачника, которых жизнь столкнула железобетонными лбами. До искр. Из глаз. И слез. Из них же.

— Марина… Я уткнулась ему в плечо, или Андрей уткнул меня в себя сам — какая, к чертям, разница! Почувствовав спиной его руки, я в ответ сомкнула пальцы на его торсе. Через рубашку чувствовала его горячую кожу, а он плечом через ту же рубашку, скорее всего, ощущал мои горячие слезы. Не горючие, горючим для нового витка наших отношений им не стать.

— Я сейчас успокоюсь, — пробурчала в плечо, в котором не искала опору, только носовой платок или скорее слюнявчик.

— Не надо. Поплачь, если надо…

Я усмехнулась — кто из нас двоих хуже говорит по-русски? Или у обоих пропадает дар речи, когда мы смотрим друг другу в глаза? Но ведь сейчас нет — оба мимо, оба пытаемся спрятать мысли и чувства. А смысл их прятать, если другой даже не пытается их найти.

— Я пойду спать.

Я сделала шаг к выходу, но запуталась в руках Андрея. Он вернул меня к себе, только теперь я прижималась уже спиной к его груди — меня прижимали, всю ко всему телу. Он обвил меня руками, точно смирительной рубашкой, и я смирилась с пленом, не попыталась сделать даже полшажка прочь.

— Ну чего тебе? — спросила только.

— Не уходи. Не надо. Не надо притворяться сильной. Нас обоих накрыло медным тазом… Но мы справимся, без вариантов. Другого не дано. Вместе, понимаешь?

— Понимаю, что вшивый по-прежнему о бане… Знаешь, я думала в баню тут сходить. У нас только корейская есть. И еще в столице нашей родины в Сакраменто у наших людей целый бизнес — построили сруб, настоящую русскую баню — с чаем или квасом потом, с вениками… Но, блин, два с половиной часа пилить ради бани…

— Ты устроила мне баню без бани, и словами хлеще веников отхлестала. Через полмира ради этого притащилась… Не стыдно?

Он зарылся носом мне в шею. Попытался пощекотать, и я вся сжалась, зажала его нос плечом.

— Ты пахнешь страхом… И это нормально.

— Хорошо, не сексом, — хмыкнула я и опустила пальцы на его локти.

— Это не одно и то же, что ли? Одни и те же гормоны задействованы. Одна боится, что залетит, другой, что влетит… Ну, успокоилась?

— Отпустишь?

— Нет, — и Андрей сильнее зажал меня в тисках сильных рук. — Я несколько дней боролся с диким желанием… Тебя придушить… В объятиях. Неужели тебе ни на минуту не хотелось ко мне прижаться?

— И что? — хмыкнула я.

— Чего не прижалась? Я так ждал. Надеялся и верил.

— Завтра Машу забирать. Пошли спать. Без всяких телячьих нежностей.

— Я уже давно не теленок.

— Но и не бык-производитель. Трое детей на тебя с неба упали. Не пришибли?

— Немного, если только. Мудрый Воланд сказал, что страшно не стать отцом, а стать отцом неожиданно. И даже если он этого не говорил, то явно думал.

— Воланд не умер. Воланд бессмертен.

— Тем хуже для нас. У него есть еще какой-нибудь кирпич за пазухой. Кидайте-кидайте кирпичи на головы советских граждан, когда-нибудь обязательно попадете в шпиона… Или в жену. Марина, давай жить дружно?

— Ты мультики в машине до полуночи смотришь?

— Ответить грубо, что я делаю до полуночи?

— Оставь пошлые мысли всяк сюда входящий.

— Ну что в этом пошлого? Это естественно…

— И безобразно, — я ударила его по рукам. — Хватит!

— Ты сексом с мужем после рождения дочки вообще не занималась?

— Ты мне не муж.

— Мы еще в России, детка, забыла? Я все еще тебе муж, и у нас официально трое детей. Вообще-то четверо, но Леша не вписан в российские документы.

— Леша вырос, без тебя.

— Очень жаль.

— Поздно пожалел.

— Всегда жалел. Давай поставим точку и перейдем к новому абзацу, давай?

— Я не хочу за тебя замуж.

— И не надо. В мою постель хочешь?

— Без тебя.

— Без меня не получится. Ну, хочешь?

Хотелось просто спать — с ним, без него, уже не имело особого значения. Только Андрей так не думал. Первым делом он впился мне в шею, точно способен был выпить всю черную кровь, которую сам же мне подпортил. Я не пыталась его оттолкнуть, не пыталась притянуть к себе — сохраняла нейтралитет и тишину, а именно это было сейчас самым важным и самым трудным.

Кто бы сказал мне раньше, как громко мнется одежда, хрустит громче ломающихся костей. Или это воля дала трещину, расползалась по швам, как сейчас грозились сделать и брюки Андрея. Резинка в моих пижамных штанах решила, что попала в прошлое и ею играют в “резиночку” — мне в школе никогда не удавалось брать уровень “шеи” — сейчас тоже, меня душил спазм — не желания, не страха, а чего-то большего — отчаяния от сознания того, что вся моя взрослость оказалась напускной и рассыпалась от одного поцелуя предателя.