Жена без срока годности

Я на это надеялась. Пулапсы для Маши я купила, горшок мне сказали не покупать. Вера позвонила и полчаса нудно проверяла мой чек-лист. Все было куплено без ее списка — я уже третий раз мама. У Маши багажа будет больше всех — я не стану бегать по израильским магазинам в поисках детских вещей. Со старшими просто — зашел и купил то, что висит на вешалках. Я и без шоппинга оставлю на Святой земле кучу нервов, и на Обетованную, как герои Стейнбека называли Калифорнию, не останется ничего, а только там начнется основная работа…

— Страшно? — издевательским тоном поинтересовался Андрей в машине.

— Страшно было двухдневного Алекса в карсит пристегивать, а чужого… Поджилки трясутся, и не ври, что тебе все равно.

— Маша действительно чужая… Или ты ее себе оставляешь?

— Сбежать приготовился?

— Просто хочу знать, о чем ты думаешь, Марина.

— Ни о чем. Я тупо иду по списку и ставлю галочки. Я не хочу ни о чем думать. Иногда голову нужно выключать.

— Только во время секса. В жизни лучше этого не делать. В бизнесе — тем более.

— А ты оставляешь его на полгода.

— Я еще не решил. Я хочу увидеть сына, других планов у меня пока нет…

Предложение будто законченное, но по тону показалось, что фразу Андрей не закончил. Но ничего не добавил за целую минуту. Мне тоже сказать было нечего, да и просто не хотелось говорить. Он мог всего лишь сосредоточиться на дороге, а я пару раз оборачивалась на пустое автокресло, точно мне нужно было получить очередное доказательство, что все это не сон — не кошмар.

Щипать себя бесполезно — Андрей меня уже всю перещипал, а я так и не проснулась. Завтра в это время мы уже будем в самолете. Не представляю, как переживу полет с тремя детьми, которые никогда до этого не летали. Ну а куда ты денешься: как говорится, ни беременной, ни в воздухе не останешься. Ты уже родила за неделю троих и накупила авиабилетов тоже на троих… Ну, пополам с Андреем, хотя деньги — последнее, что мне хочется с ним обсуждать. Не на последние живем, так что…

Что дальше, делать совершенно не понятно. Жить? Все как-нибудь само разрулится. На русский авось? Ну да, так и живу. Без авося можно жить с Сунилом, но не с Андреем. Хотя Лебедев прав — жить лучше с головой, а для начала не мешало бы с ней просто дружить.

Думала, забудет про автокресло — нет, первым дело открыл заднюю дверь и повесил его на руку, точно делал это каждый день. Если не пить, то память действительно не пропьешь. Я шла следом, держа в руках пакет с пледиком, которым собиралась обернуть кресло для тепла.

Когда утром созванивалась в опекой, мне сказали, чтобы я готовилась получить вместо полуторагодовалого ребенка полугодовалого. Там и рост маленький, и навыки не по возрасту. Маша даже не сидит. Правда, Романна сообщила, что уже нашла китайца, который готов привести мышцы ребенка в тонус. Спросила, почему не пошла к своей массажистке-индуске? Та отказалась браться за ребенка. Ничего, китайцы более жестокие. После вторых родов они массажем убирали воспаление мое седалищного нерва — сказали прямым текстом: хочется орать, ори, но не проси остановиться… Иногда нужно пройти через боль, чтобы дальше жить без боли. Через сердечную тоже — но почему мне так сильно больно и это не проходит?

Нас не попросили надеть халаты, нас запустили в какой-то кабинет, где заставили подписать еще кучу документов. Я заметила, что смотрят на нас не то что с осуждением, а скорее с жалостью. Атмосфера была настолько гнетущей, что я начала задыхаться, и если бы мы пробыли в этих стенах лишние пять минут, я бы точно оказалась на полу бездыханной. Тут не кафельная плитка, конечно, а всего лишь линолеум, но нюхать нашатырь мне не хотелось.

Машу принесли прямо сюда и протянули мне. Руки не тряслись, но я не рассчитала вес ребенка — даже такой маленький, отвыкла, и колени чуть-чуть подогнулись. Заметил ли кто-то мое состояние, не знаю. Андрей раскрыл ремни безопасности в автокресле. Маша ревела и выплевывала соску. Меня попросили не обращать на это внимания. И как только я подоткнула пледик, мне всучили пакет с детским питанием.

— Я купила такое же.

— Это на нее уже записано, — сказала нянечка и отдернула руку, точно боялась, что я сейчас все верну.

Ничего не верну. Все уже мое.

— Пойдем, — шепнул Андрей между слов казенных напутствий.

Мы шли по коридору и слушали эхо собственных шагов — вышагивали словно на марше, а Маша своим ором сбивала нас с такта.

— Может, голодная? — спросил Андрей уже в машине, обернувшись назад, потому что я села справа от детского кресла.

— Научись не обращать внимания на детский плач. Когда-то у тебя это получалось. Поехали. Она уснет в дороге.

В дороге мы ни о чем не говорили. О многом думали. О несправедливости мира, например. О предательстве самых близких людей. Думали о себе.