— Девушке, — мрачно поправила его я. — И вы мне ничего не предлагали…
— Хорошо. — Он схватил мои руки, сжал похолодевшие ладошки и спросил: — Рагда, ты выйдешь за меня?
Мне же хотелось плакать. Даже не оттого, что это предложение можно было считать самым нелепым, просто… обидно было очень.
Я всю жизнь приучала себя к мысли, что меня ждет выгодный родителям брак с человеком, который в лучшем случае будет мне не очень противен. И когда я наконец поверила, что моя жизнь теперь только моя, замуж меня зовет эва, чувства которого для меня очень важны. Я не хотела становиться главной трагедией его жизни.
А поверить в то, что меня можно было бы любить после всего случившегося, не могла.
— Какая-то неправильная у тебя реакция, — обеспокоенно сказал Ксэнар, заметив, как мои глаза наполняются слезами. — Что еще я сделал не так?
— Я не буду плакать, — пообещала невпопад. Позволила ему себя привлечь, обнять и гладить по волосам. А в благодарность за поддержку уткнулась носом ему в плечо и правда не плакала.
Злосчастное одеяло опять сползло на пол, но я не обратила на это внимания.
И не сопротивлялась, когда меня настойчиво потянули на подушки и укрыли одеялом.
— Мне бы очень хотелось, чтобы вы меня любили, — пробормотала я в его рубаху. Быть честной оказалось так просто и очень приятно.
Ксэнар хмыкнул.
— И что мне нужно сделать, чтобы ты в мои чувства поверила?
— А вы о них рассказать не пробовали? До того, как все это случилось и вы решили меня замужеством спасать?
Он вздохнул. Терпеливо и немного замученно. Словно уже и сам об этом не единожды думал.
— В чем я мог раньше признаваться? Ты же ребенок совсем. А мне многого не надо, достаточно было знать, что ты цела, и видеться с тобой. Хотя бы изредка.
— Я не ребенок. Мне уже восемнадцать, — важно доложила я, решив не уточнять, что уже этой зимой отец планировал смотрины. И при самом неудачном раскладе была бы я к лету уже мужней женой…
— А мне тридцать… — Ксэнар оборвал себя на полуслове, сжал меня крепче.
В следующее мгновение тихо и осторожно приоткрылась дверь.
— Ну что там? — послышался нетерпеливый шепоток Агнэ.
— Все еще спят, — негромко ответил Сэнар.
— Точно спят? — обеспокоенно уточнила царевна. — Может, проверить?
— Агнэ…
— Нет, ну а вдруг им плохо?
— Если твоему отцу плохо в постели с хорошенькой девушкой, он мне больше не брат, — огрызнулся Сэн, закрывая дверь.
Какое-то время в коридоре еще можно было расслышать приглушенные переругивания, но довольно скоро они стихли.
А я вспомнила, как царю было плохо и какой он был холодный, и не смогла смолчать.
— Вы ему больше не брат.
— Едва ли, — хмыкнул Ксэнар.
Весь вечер и всю ночь, на радость Сэнара, я провела в царской спальне. Отсыпалась и залечивала истрепанные нервы, пока Ксэнар восстанавливал силы и окончательно отогревался.
Завтрак свой он съел лишь в полночь, щедро разделив его со мной. Спускаться на кухню и искать провизию мне было решительно лень. Ксэнару тоже. Потому обошлись мы тарелкой с холодной, уже совсем безвкусной кашей, чайником остывшего чая и высохшим хлебом с высохшим же местным сыром. Засыхая, он менял цвет с белого на какой-то серовато-зеленый, и в любое другое время я бы не стала его даже трогать, но среди ночи я была достаточно голодная, чтобы рискнуть.
Впервые в жизни я ела с кем-то из одной тарелки. Это было очень… уютно, что ли. И об этом совершенно точно никому не нужно было знать.
Я хотела сохранить эти мгновения только для себя.
ГЛАВА XX. Взаимовыгодное сотрудничество
Выбиралась я из царской спальни как самая настоящая преступница. Воровато озиралась, пугалась каждого шороха и как можно быстрее старалась оказаться подальше от места преступления.
И лишь в своей комнате, за закрытой дверью, смогла перевести дух.
План на день у меня был простой: избегать Агнэ, избегать Сэнара и избегать царя. Последнего следовало избегать особенно старательно, так как вчерашние откровения Ксэнара смущали меня больше, чем возможные расспросы его брата.
Я приняла решение полностью оградить себя от потрясений… и, разумеется, столкнулась с ними в столовой, за завтраком, на который просто не могла не спуститься.
Есть хотелось зверски.
Сэнар, до моего появления грустно разглядывавший содержимое тарелки, расцвел:
— Рагда, как я рад тебя видеть!
Радость его меня печалила. Не было сомнений, что после завтрака меня ждет допрос с пристрастием.
Покосившись на царя, я поймала его спокойный взгляд и загрустила еще больше.
Его пытать вредный эва побоялся, зато уж на мне оторвется…
— Рагда, — Агнэ потыкала в меня пальчиком, — ты хорошо себя чувствуешь?
Сэнар не смог сдержать смешка, заметив, как меня перекосило.
Я с трудом смогла выдавить из себя слабую улыбку.
— Хорошо. А если ты спасешь меня сегодня от своего дяди, то буду чувствовать себя совсем замечательно.
Девочка просияла и охотно пообещала и помощь, и поддержку, и все что угодно, лишь бы я перестала грустить.