Жена чужого мужа. Счастье взаймы

– А Аза? Разве ты ей не поможешь? Почему он похитил ее, если мог увести меня? Ты ведь говорил, что они придут за мной, но как только этот мужчина увидел Азу, он просто решил оставить меня. Я уже поняла, что они знакомы, по их поведению и по тому, как они говорили, но кто вообще такой этот Джалал, Булат? Что вас связывает?

– Он мой брат, – зло цедит мужчина сквозь зубы. – И я обязательно вытащу Азу из его лап, как только удостоверюсь в том, что вы с Асадом в безопасности.

Такого ответа я ожидала меньше всего.

– Как твой брат?! Разве ты не говорил, что все твои братья мертвы?

– Оказалось, что один выжил, – морщится Булат. – И он решил пойти против меня, потому что считает себя полноправным хозяином всего, что принадлежало нашему отцу.

– Он не причинит вреда Азе? Он ведь тот, за которым она была замужем, да?

– Да, – после секундной заминки тянет Тагиров. – И я не знаю, что он с ней сделает. Мы почти шесть лет считали его погибшим, Вита. И он определенно изменился с тех пор, как я видел его в последний раз.

– Он хочет убить тебя? – спрашиваю с легкой дрожью в голосе, потому что мне страшно представить, на какую жестокость по отношению к собственной семье способен человек ради какого-то наследства.

– Он обещал сделать это, – дико улыбается Булат с жестокостью во взгляде, которая пугает меня, ведь я никогда раньше не видела такого выражения на его лице. – Не бойся меня, фиалка, – заметив мою реакцию тянет он, используя прозвище, которым давно меня не называл. – Я не такой дикарь и убивать никого не планирую. Хотя у меня для этого куда больше оснований, чем у всех моих врагов вместе взятых.

– Какие основания могут быть для убийства? – искренне не понимаю я. – Месть? Жажда денег и власти? Это не стоит человеческой жизни, Булат. Ничто не стоит.

– Пацифистка всегда и во всем, – усмехается он. – Разве тебе никогда не хотелось убить меня, Вита? Я ведь причинил тебе боль. Сам не понимал, как далеко зашел, пока не увидел твою реакцию в тот день у бассейна. И зная теперь всю глубину этой боли, мне сложно представить, что ты не хочешь уничтожить меня, стереть с лица земли, потому что я хочу. Мне до ужаса хочется собственными руками убить тех, кто принес страдания мне и моей семье. Я этого не сделаю, конечно, но это не значит, что я не желаю им смерти.

– Я никогда не желала тебе смерти. Я никому в своей жизни этого не желала, Булат, как бы сильно не ненавидела. А тебя я ненавижу больше всех. И с каждым прожитым днем эта ненависть только растет, потому что ты продолжаешь причинять мне боль, теперь уже шантажируя этим ребенком.

– Когда у тебя появятся собственные дети…

– Не появятся! – обрываю его, потому что не хочу касаться этой темы, но он продолжает поднимать ее. – Хотя, почему я не удивлена? Ты даже не помнишь, что я не могу иметь детей, да? Вот какой мелочью я для тебя была.

– Я помню, – хмурясь, отвечает он. – Но я также помню, что тебе предлагали лечение. И у тебя были деньги на него, Вита, я ведь сам оставил их для тебя.

– Я не потратила ни копейки из твоих денег, пока не появился Асад! – с гневом говорю я. – И то лечение было просто насмешкой! Вероятность успеха двадцать пять процентов и то, минимум через три года терапии. Они просто хотели заработать на тебе, зная, как ты богат, Булат. Эти твои «специалисты» дали бы нам ложную надежду, чтобы только использовать, как дойную корову. Я разговаривала с двумя женщинами, которые подали на них в суд, и они были не единственные пострадавшие.

– Почему ты мне не сказала? – возмущается он, как будто имеет на это право.

– Когда я впервые завела этот разговор, ты отмахнулся, а потом, я не успела, ведь ты бросил меня и это уже не имело значения, – не могу скрыть горечь в голосе, за что презираю себя, хотя он и так знает о моей слабости.

Булат откидывается в кресле и отводит взгляд к окну. На его лице играют желваки, а кулаки сжаты до побелевших костяшек. Я не понимаю причин его злости, да и не хочу, если честно. Мне хватает собственных эмоций, чтобы еще и в его разбираться. Я целую макушку все еще спящего у меня на груди львенка, вдыхая его сладкий детский запах, чтобы успокоиться, и это помогает сдержать слезы.

– Что бы ты не думал, моя привязанность к Асаду не способ замещения, – не могу все же не уточнить его неверный вывод. – Даже будь у меня сейчас свой ребенок, это не изменилось бы. Если бы ты забрал его послей первой недели, возможно, даже после второй, я бы смогла забыть его, Булат. Но он был рядом со мной два месяца. Он стал частью моей жизни и мне сложно представить, что придется расстаться с ним.

– Тебе не придется, – вернув свой взгляд ко мне, говорит Тагиров.

– Что? – спрашиваю пересохшими губами, думая, что ослышалась или у меня галлюцинации.