Жена для генерального

Я все же очень сильно заблуждался тогда, в прошлом, когда сказал ей, что не хочу детей. Мне было слишком страшно снова потерять близкого, и я врал – ей, себе. Смешил судьбу. А на самом деле – крыша счастливо летела вниз только от одного вида этих двоих. 

Аглая смогла родить мне самую красивую девочку на свете, моего ангела. А еще, наперекор расставанию и всем бедам, она по-настоящему расцвела.

Язык не поворачивался называть ее мышкой. Не было у скромной тихой помощницы такого острого, как скальпель, взгляда. Не умела она сквозь «не могу» и гордость принимать правильные решения, такие как этот перелёт.

Прежнюю Калинину пришлось бы связывать и увозить насильно. Эмоции у той глушили разум на раз-два. Эта же... Она шипела, перекручивала меня в фарш яростным взглядом, сквозь зубы твердила «нет», но собирала чемодан и одевала дочь.

Внешне Аглая тоже отличалась от себя в прошлом. Я глаз не мог отвести от заострившегося лица, пышной груди, узкой талии и округлых бедер. Моя сладкая сексуальная девочка превратилась в настоящую бомбу.

Ни пережитый стресс, ни охранники в салоне, ни спящая в специальной люльке Саша не могли победить мое желание. Смотреть на Аглаю было больно физически. Наверное, то же испытывают сошедшие на берег моряки дальнего плавания и осужденные после освобождения.

Казалось, достаточно её коснуться, вдохнуть аромат, и сорвусь.

Не поддающаяся никакому объяснению животная тяга.

Может, если бы встретился с ней раньше, сослал бы охреневшего докторишку не в Москву, а на Чукотку. Если бы узнал, что он посмел коснуться моей девочки, убил бы не задумываясь. 

Герасимова не трогал. Переступить через себя не мог. А из-за нее...

Даже думать не хотелось, как сегодня буду спать в своей кровати, зная, что она рядом и такая же изголодавшаяся по ласке. Наверное, придется просить кого-то из орлов Бадоева приковать наручниками к батарее. Или забаррикадировать снаружи, чтобы выбирался до самого утра.

Скучная у меня была жизнь до моих девочек. Тухлая и грустная. А теперь даже спешить с оправданием не было желания. Видеть их уже оказалось кайфом. Знать, что никуда от меня не денутся – лучшим успокоительным из всех возможных.

* * *

В общем-то, только на перелет нашего мирного настроения и хватило. Уже в машине возле моего дома Аглая выпустила первые колючки.

– Нам с Сашей обязательно жить здесь?

Формулировки «с тобой» или «вместе» она даже не рассматривала.  

– Прости, но за год я не обзавелся другим жильем. Не до того было.

– И у твоего Штерна... Или как там его?.. Нет специальной хорошо охраняемой квартиры? – Она даже губы поджала. Злая, красивая и до каждой черточки родная.

– Я ведь чудовище, – вернул ей свежий «комплимент». – А чудовища предпочитают держать пленников в своих пещерах. У себя под крылом. Чтобы никто не мог на них позариться.

Будто произнес волшебное заклинание, Аглая резко прекратила спор. Как-то странно посмотрела на меня и опять с задумчивым видом уставилась в окно. Тяжело, совсем как в иллюминатор недавно.

Лишь возле самого подъезда я вспомнил, когда еще раньше видел ее такой. Именно с этим выражением лица в нашей прошлой жизни она раскладывала на полу моего кабинета документы о рейдерском захвате. Напряженная, как шахматист на соревновании. С узкой складкой между бровей и очками на кончике носа.

Тогда даже без самых важных бумаг она смогла разгадать всю схему. Умнейшая из знакомых мне женщин! Сейчас очков не было. Вместо документов рядом находилась только Саша, но я готов был поставить на кон все свои миллионы, что мозг моей сладкой мышки опять работал на полную.

Впрочем, возможно, я и ошибался.

Первый шаг в квартиру дался Аглае непросто. По уже отработанному правилу охрана проверила все помещения перед нами. Парни отступили в коридор. Но моя девочка еще несколько секунд стояла. Кусала губы, будто порог – это обрыв со скалы.

Смотреть на нее было тяжело. Так и хотелось подхватить на руки и перенести через этот клятый порог. Только уверенность, что отвоюю, и четкое знание, что нельзя спешить, смогли удержать на месте. Как каторжник с грузом на ногах, я выждал, сколько она хотела. Прошаркал за ней следом. Но уже в квартире терпение дало трещину.

Ссутуленные плечи, выбившаяся из хвоста темная прядь, ладонь, добела сжавшая ручку люльки, – все это оказалось сильнее мыслей и планов. Меня не было рядом, когда она уходила из этого дома. Я не чувствовал той боли. Но сейчас она разила наповал.

Не существовало силы, которая смогла бы меня остановить и не дать прикоснуться к своей девочке. Даже охрана не удержала бы. Но они и не попытались, когда, заслоняя нас от чужих глаз, я шагнул за спину Аглае, положил руки на плечи и крепко прижал к своей груди.

Будто знала, что так случится, она не дернулась. Вздрогнула, напряглась еще сильнее, но осталась стоять. Непривычно послушная и потерянная.

– Не бойся. Я больше тебя не обижу.

Глупее слов, наверное, и придумать было сложно. Факты были бы убедительнее. Но, когда дрожит в руках и волнуется такое чудо, не хотелось никаких сухих фраз и холодных, словно в суде, доказательств.