Жена для отщепенца, или Измены не будет (СИ)

Сдавив печать пальцами, крепко сжал кулак.

Без особого труда просчитав в уме простенький план заговора Саццифира и возчика, сходу разъярившись, желал Ланнфель только одного. Немедля найти предателя, да и затолкать мерзкую побрякушку прямо в поганую его глотку. Да поглубже, чтоб месяц, а то и два гадил золотом!

Резко повернувшись, вольник скрипнул обеими подошвами, вздыбив легкий, пушистый снег.

Как вдруг замер, оторопев от звука смутно знакомого голоса, отчего — то странно булькающего, наполненного каким — то щелканьем, надсадными хрипами и свистом.

— Сын, — позвал его этот жуткий голос, вроде как даже ни мужской и ни женский — Сын? Диньер? Подойди…

Глава 50

Обладателю жуткого голоса не нужно было долго уговаривать вольника.

Да первым же желанием того было именно подойти! Подойти, да и впечатать смачно пришлецу — незванцу промеж глаз, дабы не бередил паскудец многострадальные льердовы нервы, да не нарушал хождениями покой и негу уютного имения Ланнфель.

Поэтому вот именно сейчас льерд и не спасовал.

— Я тебе сейчас подойду, — прорычал, крепче сжимая в кулаке золотую печать, приготовясь воспользоваться её острыми краями, как оружием — Сейчас так подойду, что обломаю подходилку — то… Кто такой? Что нужно? Давай, открой рожу! Не ссы, падаль.

Незаметно для себя покрыв обнаженные кисти рук стремительно выступившей, острой чешуей, Ланнфель бегло окинул взглядом как — то уж слишком покорно стоящего перед ним визитера.

Тот был высок, почти в рост самому льерду. Однако же, впечатления силача не производил ни худобой, ни узостью плеч, ни общей, излишней субтильностью фигуры.

Одет вторженец был тоже как — то странно… Просто чересчур странно! В длинный плащ, плотный, темный, с золотой оторочкой по краю широких рукавов и оборванному, метущему пушистый снег, подолу.

Лицо же пришлеца скрывал громадный капюшон, также оборванный на краях, и… истлевший? Обляпанный… чем? Засохшей грязью? Землей?

Словом, одеяние гостя напоминало похоронный убор. Явно видно было, что оно им и являлось.

— Ну и что? — вольник шагнул вперед — Вырядился покойником, и решил меня напугать? Иди, пугай нашего возчика. Он ваших шибко уж боится. От меня что хотел? И какой я тебе, нахрен, сын?

Визитер поднял затянутые в остатки перчаток, руки. Положив пальцы на края капюшона, потянул его прочь…

Капюшон сполз вниз, и Ланнфелю теперь только и оставалось, чтоб, раскатисто матюгувшись, широко распахнуть глаза. Вмиг льерд стал похожим на свою супругу. Именно таким выражением лица Наивняшка Эмми встречала возникшую перед нею любую вещь, поразившую её скудное воображение, либо попросту здорово напугавшую.

— Твою же перемать, — прошипел Диньер, чуть отступив назад — Да ты… «прогульный»! Живой мертвяк! Прямо, как на картинках в тех книжках… И ты… баба, что ли⁈

Это и было именно так.

Жуткий гость оказался женщиной. Рослой, явственно при жизни крепкой и красивой. Красота и сейчас ещё, не желая исчезать совсем, отчаянно цеплялась за намётки точеной фигуры, угадывающейся под плащом. За остатки кожи, прикрывающей почерневшие мышцы лица. За зеленые глаза, сохранив их цвет и тусклый, но всё же блеск. За изящество, за осанку… За тонкие руки. За длинные, толстые косы, лежащие на груди двумя спокойными, белыми змеями.

Вообще, стоит подметить, что тело женщины отлично сохранилось. Хотя, можно было догадаться, что несчастная мертва явно не один год…

— Я Анелла Ракуэн, — дама сделала попытку улыбнуться — В замужестве Анелла Ланнфель, Диньер. Твоя мать… То есть, когда — то была ею… Сейчас же, ты прав. Просто падаль. Ходячий труп. Не бойся. Я не подойду ближе.

Да с чего бы… И не думал он бояться! Просто, ну… согласитесь. Не каждый день вот так встречаешь родню, давно отбывшую по Ту Сторону, верно?

— Откуда мне знать? — брякнул вольник первое, что пришло в голову — Может, ты и моя мать. А может, блазнь или морок? А может, вообще ряженый шут? Саццифир приплатил кому, да и пудрит мне мозги страшными картинками! С чего мне тебе верить?

Покойница тихо рассмеялась:

— Ну нет, дорогой! Твой дед этого не умеет. Морочить и колдовать ему не дано. Платить же кому — то Саццифиру просто незачем. Сам подумай, для чего ему это?

— Да просто, — Ланнфель растерялся окончательно — Позлить? Или поизмываться? Откуда я знаю… А что, ты и правда… она?

— Правда.

Последний звук смёл внезапно налетевший лёгкий ветерок. Перепутав белыми, серебристыми нитями и шорох вздыбившегося снега, и комок, подступивший к горлу, и неожиданный «мырк», донесшийся откуда — то снизу.

Диньер опустил голову, глаза в глаза встретившись с лиймом, потершимся о его ноги. Странно, раньше лохматый фаворит Эмелины Хозяина такими знаками внимания и не удостаивал…

Сейчас же, ткнувшись пару раз круглой головой в его сапоги, кот, попрыгав по снегу, переключился на гостью, распушив хвост, поднявшись на задние лапы, и радостно «мявкая».