Скоро меня перевезли из родзала. Несколько раз за остаток ночи я просыпалась, затем, проверив ребенка, снова проваливалась в чернильную тьму, словно не засыпала, а сознание теряла от усталости. Окончательно я проснулась около семи утра. Еще не рассвело. Эмиль сидел в темной палате на стуле, опустив голову. Все это время охранял нас и было от чего – меня отсюда похитили. Он зверски устал. Что-то переосмысливал. Нам есть о чем подумать и о чем поговорить. Ему принесли чистую одежду, но она лежала на столике нетронутой стопкой.
Начали возвращаться воспоминания: о бое рядом с домиком, нашем с Аленой побеге, потом долгие мучительные роды. Удивительно, но чувствовала я себя сносно, несмотря на слабость.
– Эмиль... – голос еле шелестел и почти не слушался.
Он сразу же поднял голову.
– Как ты? – хрипло спросил он. – Позвать врача?
– Лучше пододвинь колыбельку.
Я неловко села, запахивая тонкий халат, который висел на спинке стула. Пока я была в отключке, Эмиль все организовал и нам привезли одежду. Рядом с постелью стояла бутылочка воды, я сделала несколько глотков через соломинку и ухватилась за край колыбельки.
Не терпелось увидеть малыша, какой он? Кто-то одел его за меня: в голубой комбинезон, белый чепчик. Укрыл тонким белым одеялом. Малыш безмятежно спал на спине, сжав маленькие кулачки. Это было удивительно. Я рассматривала черты, пытаясь уловить знакомое, и никак не могла насмотреться. Мне очень хотелось взять младенца на руки, ощутить его вес и сонное разморенное тепло, насладиться крошечным комочком, но я обуздала порыв.
Эмиль пересел на кровать. Между нами висели недомолвки, но сейчас не время выяснять отношения. Он обнял меня, поцеловал плечо и так стиснул, уткнувшись горячим лицом в шею, что перехватило дыхание. Молчал, даже дышать перестал. Я чувствовала в нем надрыв – напряженные мышцы выдали. В палате, куда еще заглядывала луна, нас не увидят, и Эмиль может дать волю чувствам после двух недель страшной разлуки... Он гладил спину стальными ладонями, словно насытиться мною не мог, жадно целовал, благодаря за все – за ребенка, за то, что справилась в родах и за то, что я просто есть.
А я так и смотрела в маленькое личико сына, привыкая, что я мама и что больше не одна.
– Дина... Спасибо, маленькая.
За волосы Эмиль резко развернул меня к себе и поцеловал, как прежде: со страстью, не спрашивая. Я автоматически положила ладонь ему на грудь – словно к огню прикоснулась, так быстро билось сердце. Руку с волос он не убрал. Я рассматривала мужа: тени делали его жутким, глаза блестели в полумраке, взгляд острый, муж насквозь меня видел – все мысли и чувства: про измену, обо всем, что тревожило.
– Ты за меня вышла, доверилась, а я не уберег. Оказался тебя недостоин…
Я вспомнила, как на набережной он просил принять кольцо, если я считаю его достойным быть моим мужем.
– Не говори так, – зашептала я, перебивая. Накрыла рот пальцами, но он все говорил и говорил, щекоча губами.
– Нет, послушай меня, Дина. Я их убью, поняла? Выслежу, кто тебя там держал и шкуры с них посдираю. Пристрелю Ахмеда, как бешеную собаку.
В шепоте был безумный жар. Он видел ребенка, видел, как мы беззащитны и представил, что было бы, если бы не успел и я бы родила в лесном доме среди врагов или на снегу. Эмиль горячо ненавидел всех, кто дергал его, как куклу, за ниточки. Его затапливала жажда мести, а я… мне надоели мужские разборки.
– Успокойся, – я обхватила ладонями лицо и погладила впалые, шершавые щеки. – Все позади. Скажи, вы нашли Алену?
Эмиль поймал губами мою ладонь. Взгляд сказал больше, чем слова.
– Она погибла? – выдохнула я, онемев в груди.
– В реанимации. В нее стреляли, она потеряла много крови. Врачи сказали, все решится утром.
Я отрешенно отвела глаза. Те выстрелы на поляне – ей стреляли в спину, такой ценой Алена дала мне шанс убежать… После родов я спала, а Эмиль нет. Сторожил меня в палате, всю ночь говорил со своими. Что происходит за пределами нашего маленького мира на троих, я не знаю.
– Ты обещал, что мы поговорим, – напомнила я. – После родов, ты помнишь?
– Я сдержу слово, Дина. Когда тебя выпишут, и мы вернемся домой. Обещаю, первое, что мы сделаем, поговорим начистоту, если тебе это нужно.
Домой. Это слово оглушало. После похищения, родов, того, что произошло с Аленой, думать, что все пойдет, как прежде, было странно. Нет, я так жить не могу и не хочу. И теперь чувствую скрытые силы изменить это, второе дыхание… или второй шанс?
– Нам обоим нужно, – поправила я.
Глава 37
Когда в палату проник утренний свет, я уже кормила ребенка.
К нам по очереди зашли врачи. За себя я не переживала, но была рада услышать, что с сыном все хорошо. Пятьдесят сантиметров. Три с половиной кило. Я так и не решила, как его назвать. Эмиль хотел в свою честь, но говорят, это плохая примета.