Я смотрю в его глаза – там сверкает и искрится что-то огромное, ослепительно-яркое, словно тысяча солнц, и это не похоть. Не бывает похоти, заслоняющей саму себя. Это что-то сильнее предвкушения оргазма и настолько же ярче, насколько взрыв атомной бомбы ярче пламени свечи. Он сжимает руку, заставляя меня открыть рот от боли. Он наклоняется, и его губы сливаются с моими, язык, жадный, нежный, проникает внутрь моего рта, и я вцепляюсь ногтями в его плечи.
А еще я чувствую гладкость и прохладу полоски металла на своей коже.
В самом укромном уголке сердце пронзает тонкая игла.
Он не…
Нет! Я даже слышать этого не хочу!
Я гоню от себя еще не сформировавшуюся мысль, потому как мое подсознание уже уловило ей оттенок. Почувствовала тот вкус, что она несет с собой.
Его руки стаскивают с меня трусики.
Он не…
Мне плевать! Я хочу чувствовать его внутри себя, а остальное не…
Он не мой…
Заткнись! Закрой рот! Я не слушаю тебя. Мне все равно!!!
ОН НЕ МОЙ МУЖЧИНА!!!
Острая и быстрая боль пронзает меня от макушки до пят, заставляя меня скулить. Возбуждение останавливается на полном ходу и мне становиться нестерпимо больно. Знакомое, но давно забытое чувство битого стекла, пущенного по венам.
Гребаная ревность!
Откуда? С чего бы вдруг?
Я толкаю его, от неожиданности он совершенно не сопротивляется, и я выскальзываю из-под него, еле держась на ногах. Я делаю несколько шагов, рычу и стискиваю зубы. Он ошалело смотрит на меня:
– Ты чего? – быстрое, частое дыхание, непонимающие глаза.
Он не мой мужчина. Он чей-то муж.
Дура! Идиотка! Да какая к черту разница?
Он смотрит на меня и не понимает, отчего я на грани истерики.
– Марина…
– Я не могу.
Тут до него начинает доходить.
– Ты из-за этого? – он поднимает правую руку.
А я смотрю на кольцо и мне так больно, что я вот-вот зареву в голос. Никогда не была ревнивой, никогда не гнушалась секса с женатыми мужчинами. Делала это не раз, неизвестно сколько сделаю в будущем. Так что же теперь, мать твою, не так?
– Иди ко мне, – он старается говорить ласково.
Я отчаянно мотаю головой.
Он поднимается, садится:
– Марина, – в голосе тонко звенит сталь, – не дури.
Я поднимаю с пола трусы и судорожно натягиваю на себя.
Лицо Максима вытягивается:
– Ты совсем охренела? Иди сюда! – говорит он, я слышу, как включается злость.
– Не могу, – еле слышно говорю я, чувствуя, как к самому горлу подкатывает истерика.
Он быстро поднимется, делает шаг ко мне, но тут я почти кричу:
– Нет! Я тебе не дам, – меня кривит от этого мерзкого, за версту несущего дешевкой, слова. Что я несу? Дают за деньги, дают по расчету или на пьяную голову. Я же собиралась отдать себя, а не то, что между ног. – И если ты не собрался насиловать, то не подходи.
Он останавливается. Его лицо мгновенно заливает алая ненависть, делая прекрасное лицо – жутким. Его дыхание, частое и быстрое, его губы стали тонкими, от злобы он кусает их, но ближе не подходит. Он сжимает кулаки в бессильной ярости – он легко может взять своё силой, я никак не смогу ему помешать, да вот только и ему нужно не только то, что между ног. Он смотрит на меня, я смотрю в пол, и это похоже на пытку временем – каждая секунда проносится мимо меня, оставляя легкий порез, и чем дольше мы стоим, тем сильнее разрастается сетка из тонких порезов. Мне больно. Прошу, не смотри на меня! Не хочу, чтобы ты видел меня такой. Но он смотрит, пристально, жадно, яростно. Мои мотивы ему смешны и кажутся глупостью, ведь если отбросить эмоции, остается сущий бред – кольцо на пальце! Да кому и когда это мешало? Но если бы он забрался внутрь, если бы чувствовал то же, что чувствую я сейчас…
Кровь замедляет ход – в ход идет самообладание и контроль, и я буквально кожей чувствую, как он берет себя в руки. Самоконтроль привлекает людей. Еще как привлекает! Еще как…
Он делает глубокий вдох, а на выдохе я слышу:
– Нет, насиловать не буду.
Он заправляет рубашку в брюки, и, глядя на то, как я не смею поднять на него глаз.
– Сама придешь.
Он разворачивается и уходит, громко хлопая дверью. Я оседаю на пол и начинаю рыдать.
Двое из охраны пришли за мной, когда я уже вдоволь наелась жалостью к себе. Не знаю, подслушивали они под дверью или это просто профессиональное чутье, которые вырабатывается с годами, но как только я утерла слезы, дверь открылась, и вошли двое. Не те, что являют собой гору мышц, а те, кого вы даже не заметите в толпе, пока не посмотрите им в глаза.
– Идемте, – сказал один из них.
– Куда? – спросила я.
Но никто из них не потрудился ответить.