– Мне пора идти, – говорит он, и я бросаю быстрый взгляд на табло электронных часов на прикроватной тумбочке. Шесть пятьдесят одна. Какие мы деловые да ранние… – Завтрак на кухне. В два часа тебе принесут обед, к ужину я вернусь, и мы с тобой спустимся вниз. Есть отличный ресторанчик, там очень прилично готовят. Что скажешь?
Пошел ты на хрен. Вот что я скажу.
– Ладно, не скучай, – заключил он, и я услышала быстрые шаги, звук которых растворился где-то на первом этаже.
Я осталась одна. Или нет? Памятуя о том, как легко Максим и его дружки наловчились «ловить на живца», я не сдвинулась с места.
Внизу открылась и закрылась входная дверь.
Черта с два я поверю, что ты, и правда, ушел.
Но шло время, и в глухой тишине огромного дома мои страхи начали терять бдительность. Глаза слипались, и я все чаще теряла контроль над головой (если вообще когда-то обретала его). Наконец, я поднялась на ноги, прошагала к огромной кровати, забралась на неё, положила биту рядом с собой, взяла одну из подушек и повалились на неё. Сон пришел сразу же, как я закрыла глаза.
Открыла глаза и посмотрела на электронные часы. Шестнадцать сорок пять. М-м-м… еще пять минут.
Открываю глаза – за окном ночь. Из окна на меня смотрит серп луны, осыпая серебряной пылью всё внутри просторной комнаты. Поднимаю голову и смотрю на часы – два пятнадцать ночи. Черт! Сердце ёкает и запускает внутри цепную реакцию – легкие начинают истерично качать кислород, руки покрываются холодным потом, а мозг носится в черепной коробке в поисках выхода из этой тупой головы, крича: «Ты проспала весь день, Марина. Ты проспала весь гребаный день!»
Я так резко сажусь, что перед глазами плывут круги. Моя правая рука мечется в поисках биты, но не находит её – вместо круглого куска дерева она натыкается на холодный кусок стали. Я смотрю туда, где еще утром лежала бита и чувствую, как заворачиваются кишки – биты нет, а на её месте лежит тяжелый охотничий нож с гладким лезвием с одной стороны и зазубренным с другой, его ручка перевязана красной подарочной лентой, концы которой заплетены в бантик. Рядом – вдвое сложенный лист бумаги и мобильный, который я, как я помню, разбила на стоянке гипермаркета. Я дотянулась до лампы, стоящей рядом с часами, и включила её. В первую очередь я взяла мобильный – пропущенный звонок от бывшего мужа и сообщение от дочери. Первой мыслью было – позвонить мужу и сказать, что меня держит в заточении малолетний псих, но потом я вспомнила разговор с начальником полицейского отделения и отбросила эту возможность, как самое тупое, что может прийти в голову. Открыла сообщение от дочери:
«мам привет у меня все хорошо здесь классно! завтра напишу люблю тебя»
Все с маленькой буквы и ни одного знака препинания, кроме восклицательного знака посреди предложения. Как всегда. У неё действительно все хорошо. Я улыбнулась, и к горлу подступил ком. Я мысленно оборвала свою истерику на полпути. Решила ответить ей завтра утром, чтобы не будить, и отложила телефон. Посмотрела на лист бумаги и сначала решила выбросить его, не читая. Но потом любопытство взяло верх. Я развернула лист и сразу узнала красивый почерк:
Так элегантно дурой меня еще никто не называл.