Жена фокусника

Мои руки ложатся на его колени и поднимаются вверх, чувствуя рельеф крепких мышц под кожей, струятся по ногам и поднимаются вверх, минуя узкие бедра и ремень джинсов. Они забираются под футболку и жадно вбирают в себя линии спины и живое тепло, впиваясь ногтями в горячий щелк кожи. Они ласковы, они нежны. Даже мое патовое положение можно обратить в преимущество – никто не сможет приласкать тебя так, как это сделает влюбленная в тебя женщина. Она заберется к тебе под кожу, она приласкает твое эго, она вылижет каждый миллиметр твоего тела, лишь бы чувствовать твое возбуждение. Мои руки – вода, и они обтекают желанное тело, оказываясь на животе. Они ловят кайф, скатываясь по кубикам пресса, и этот кайф искрит, пробивая его нервные окончания, зажигая вожделение, разливаясь по венам. Вот ЭТО плацебо, а не то, что вы таскаете в полиэтиленовых пакетиках. Да, псих ненормальный, закрывай глаза и наслаждайся. Я заберусь в тебя и пущу корни. Ты будешь моим. Пусть на время, пусть лишь до первых лучей солнца, но безраздельно. Горячее дыхание, язык, скользящий по раскрытым губам – и его рука сжимается на моей шее. И когда мои пальцы забираются под ремень, все мысли, мои и его, растворяются в одном единственном желании. Он притягивает меня к себе, он целует меня, желая добраться языком до моей похоти.

Егор резко встает с дивана и быстрым шагом выходит из гостиной. Белка и Низкий улюлюкают, глупо хихикая. Белка предлагает себя третьим. Максим отрывается от моих губ и смотрит мне в глаза:

– Хочешь третьего? – спрашивает он, лаская меня взглядом.

– Мне бы с первым разобраться, – отвечаю я.

Мы смотрим друг на друга, и он видит все то, о чем я так громко молчу.

Ты будешь любить меня.

– Проваливайте, – кидает он двум придуркам, все еще сидящим на диване.

Они встают и уходят, и как только мы остаемся вдвоем, он, поглаживая впадину между моими ключицами, говорит тихо, но так зло, что все мое желание пропадает на раз:

– У меня есть Егор, а у тебя есть Соня. Поняла меня?

Поняла. Я поняла, Максим. Поняла, что с тобой даже мыслить нужно шепотом. А еще лучше вообще не думать.

Я киваю. Он кивает вслед за мной, а затем втягивает живот, берет мою руку, помогает ей забраться глубже, и то, что ласково обвивает моя рука, заставляет нас обоих забыть обо всем на свете. Он закрывает глаза, чувствуя мое прикосновение, сжимает мою шею…

– Пойдем наверх, – говорит он.

Но тут из кухни слышен голос Низкого:

– Макс! – орет он. – Мутабор звонит.

– Сука… – шипит Максим, вытаскивает мою руку и поднимается на ноги.

* * *

Мы садимся в машину чуть за полночь. Служебная стоянка «Сказки» непривычно пуста, и лишь кортеж из полутора десятков совершенно одинаковых, безликих машин как попало разбросаны по огромной территории, а возле них – толпа людей, среди которых львиная доля – охрана «Сказки». Увидев нас, люди быстро рассаживаются по машинам. Максим сажает меня назад между Белкой и Низким, а сам забирается на переднее сиденье. За рулем один из теней – человек из охраны. Белка поворачивается голову и тихонько спрашивает:

– Ну что, не надумали взять меня с собой поиграть?

– Пошел ты на хер, – отвечаю я ему, чувствуя, что никак не могу унять дрожь в руках.

– Давай лучше ты – на мой? – мерзко улыбаясь, говорит он.

– Думаешь Максиму это понравится? – спрашиваю я, чувствуя как дрожь пробирается по всему телу.

Он ничего не отвечает и лишь злобный оскал расползается в уголочки его шикарных губ. А мне становится жутко, потому что его глаза стали такими же сумасшедшими, как у Максима.

После звонка этого Мутабора все пошло вкривь и вкось – начались звонки, коим просто не было счета. Втроем (Егор не принимал в этом участия, он просто сидел рядом в своей молчаливой манере), они около часа сидели на телефонах, отчего трубки, в прямом смысле слова, начали накаляться, не выдерживая напора. Потом они, похватав мобильники, сорвались с места и уехали, на этот раз вчетвером.

И я осталась одна.

А ближе к двенадцати часам ночи он вернулся. Один. И по его лицу я поняла – вот-вот произойдет что-то гораздо интереснее, чем потенциальный секс со мной. А еще потому, что первым, что он крикнул, залетая в дом, пробегая мимо меня на лестницу, было:

– Одевайся!

Я подумала – начался пожар. Я подскочила и побежала за ним наверх.

Я застала его в комнате, где стоял его шкаф с одеждой, и увидела вываленные на пол шмотки, которые до этого, у чистоплотного от природы Максима, всегда висели на плечиках и полках, аккуратно выглаженные и вычищенные, откровенно испугалась:

– Максим, что случилось? Пожар?

Он не услышал меня – он уже был в одних трусах и натягивал на себя носки. Его руки дрожали.

– Максим! – крикнула я.

Он поднял на меня глаза:

– Ты чего не одеваешься? Я же сказал, переодевайся, – рявкнул он.

Глаза блестят. Что-то случилось…

– Я одета.

Он бросил быстрый взгляд на мои джинсы и свитер, и, натягивая спортивные штаны, сказал: