– Останься со мной, – шепчу я.
– О, кто там у нас? Королевская блядь? Как дела, моя сладкая?
Я его не слушаю. Я смотрю в бездонные серые глаза:
– Не уходи, – говорю я. – Останься со мной, пожалуйста.
Я чувствую, как у него встает. Я думаю – может, он и правда любит меня? По-своему, нет так, как другие. Ну и пусть. Да разве важно? Секс или любовь, лишь бы забирало человека до состояния полной невменяемости. Может, я сумею переломить ход вещей и сделать невозможное?
Я двигаю бедрами, ощущая, как твердеет его плоть, как она наливается кровью и становиться горячей. Я умоляю не оставлять меня. Я обещаю воплотить любые желания, все, что в голову взбредет.
Где-то на заднем фоне трещит голос Белки. Он сыплет мерзостью и порнографией, он в сотый раз предлагает себя третьим. Но мы его не слушаем.
Есть я и он. Весь остальной мир – побочный эффект, издержки эволюции.
Белка все никак не заткнется.
Он почти во мне – несколько мгновений отделяют нас от сладости.
– Ты будешь любить меня… – говорю я.
Максим замирает – он смотрит на меня, и зрачки серых глаз расширяются, губы раскрываются, а затем улыбка – светлая, нежная, но азартная, озаряет его лицо:
– Повтори…
– Ты будешь любить меня! – повторяю я.
Его глаза сверкают и искрятся… любовью? Я не знаю, может ли любить самый жуткий, самый страшный человек на Земле? Он улыбается, он целует меня, и, отрываясь от моих губ, говорит:
– Все. До завтра, – и он тянется к телефону, чтобы отключить связь.
Но тут Белка говорит:
– Бери свою шлюху с собой. Пусть теперь нас будет пятеро? А? Что скажешь?
Сука! Тварь! Гребаная Белка, чтоб тебя…
– Максим, я туда не пойду, – говорю я и, не отрываясь, смотрю на стену, смотрю на железную дверь с увесистой щеколдой. Меня подбрасывает. Я поворачиваюсь и смотрю на мерзкую харю Белки – он улыбается мне.
Чтоб тебе провалиться, говнюк!
Он улыбается мне, нарочито сексуально облизывает пухлые губы и посылает мне воздушный поцелуй. Я показываю ему средний палец. Максим прижимает меня к себе еще крепче, чувствуя мою дрожь:
– Тебе понравится, вот увидишь, – шепчет он мне на ухо.
Все это слушает и наблюдает Белка. Его глаза горят неподдельным возбуждением. Он меня хочет. А может и нас обоих, кто его знает?
– Я не хочу, – говорю я.
Нас всего трое – Я, Максим и Белка.
Низкий, Егор и Рослый ушли в «Сказку», искать «подходящих» людей.
– Ты поймешь, когда окажешься внутри, – говорит Максим. – Ты была там, но видела все со стороны жертвы. А теперь, зная, что предстоит, пройдя через это, как кролик, будешь испытывать совершенно иное чувство, – Максим поворачивается ко мне. Он целует меня и шепчет. – Ты даже представить себе не можешь, как это прекрасно. Это невозможно сравнить, это не похоже ни на что на свете. Ощущение всецелого, безраздельного контроля. У тебя в руках – жизнь чужого человека, и ты вольна делать с ней все, что захочешь. Это все равно, что быть…
Белка подходит к нам, Белка протягивает свои руки ко мне и обвивает меня сзади. Максим смотрит на это и облизывает губы. Он уже ничего не соображает. Его глаза затуманены, вся его сущность сосредоточенна на крови и сексе. Его мозг, вся его безграничная фантазия, ум, сила, превращаются в пустые слова – вся его суть, все его желания сводятся к примитивным инстинктам – убивать и спариваться. Меня он уже не видит. Белка наклоняется ко мне, прикасается губами к моей шее, к моим плечам, и я чувствую его горячее дыхание. Он любит ласковые слова, и он щедро сыплет ими:
– Моя девочка, – говорит он, посыпая меня поцелуями, – моя сладкая, нежная женщина, – его губы впиваются в меня, его язык скользит по моей коже.
– Отстань от меня, – шепчу я.
Он не отступает. Он отрывается от меня, но лишь для того, чтобы прошептать. – Не сопротивляйся, – короткий поцелуй, – я тебя не обижу. Сделаю хорошо…
Максим смотрит, как руки Белки нежно обвивают мое тело, скользят по нему. В его глазах больше нет ничего, кроме похоти. Они пусты, они с улыбкой смотрят, как губы Белки порхают по моему плечу.
– Максим… – умоляю я.
Он не слышит меня. Он любуется тем, как меня ласкает другой мужчина. Белка прижимается ко мне всем телом. Я дергаюсь, но его руки крепко вцепились в меня.
– Максим, убери его! – завываю я, почти срываясь на крик.
Максим улыбается. До него не докричаться. И я могу заорать во всю глотку, но он не услышит меня, потому, что это слишком тихо. Нужно громче. Нужно очень громко.
Я притягиваю к себе Максима, вцепляюсь в него, вжимаясь в знакомое тело, и касаюсь губами его уха:
– Ты будешь любить меня? Будешь любить, зная, что любая шавка, которая захочет меня, будет иметь мое тело в любое время, в любом месте, когда ей захочется? Будешь?
Тихий смех и горячее дыхание: