Жена фокусника

Белка подмигивает мне, а затем поворачивается и смотрит на мою дочь. И вот тут Сонька делает то, что выбивает почву у меня из – под ног и лишает дара речи – она обнимает за шею эту мерзкую, грязную сволочь, которая смеется ей в ответ – искреннее и очень тепло. Затем она возвращается к игре – берет кубики и кидает на игровое поле.

Если в огромную ложь добавить капельку правды, человек поверит в огромную ложь.

Я поняла – осознание простых истин – процесс болезненный. Всегда. Даже если это происходит не на старом заброшенном сталелитейном заводе. Это похоже огромную коробку, доверху набитую мишурой, обрывками бумаги, цветным конфетти, фантиками и разноцветными шариками от пинг-понга, и среди всего этого рябящего в глазах разнообразия вам нужно найти шарик. Но не какой попало, а именно белый. Вы можете бесконечно долго шарить руками в коробке, без толку перегоняя мусор и ненужные шары из угла в угол, вы можете залезть туда с головой, можете заняться подсчетом общего количества шаров и подводить нехитрую статистику того, сколько раз вам попался красный шарик вместо нужного вам белого. Но это ни на шаг не приблизит вас к заветной цели. Так белого шарика вам ни за что не найти. Но если взять коробку, поднять и вытряхнуть содержимое на пол, раскидать в разные стороны мишуру и фантики, нужный вам шарик окажется прямо у ваших ног.

За последние полтора месяца на меня свалилось столько событий, больших и маленьких, ярких и совершенно пустяковых, что они заполнили мою несчастную голову доверху, ложась друг на друга с легким шелестом мишуры и фантиков. Я измучила бедную голову в поисках всевозможных вариантов того, как мне выбраться отсюда живой и невредимой, каждый раз вытаскивая шарики не того цвета, но упорно продолжая елозить руками в огромной коробке.

Но теперь, глядя на свою дочь, которая обнимается с маньяком, насильником и убийцей, видя, с каким блеском в глазах она смотрит на циркача-садиста, и какой восторг у неё вызывают холодные стальные глаза бездомной дворняги, я понимаю – она верит той капле правды, что разошлась кругами по поверхности большой лжи. Для неё они – добрые и милые, для неё они сильные и ловкие. Они не ругаются и не кроют матом, они красивые и улыбчивые, они не жалеют для неё времени, но она еще слишком мала, чтобы задаться вопросом, почему у них его так много? Все вместе, большой дружной семьей, они вырастят из неё редкостную тварь, уникальный симбиоз жестокости и неисчерпаемой энергии, и возможно, в один «прекрасный» день она превзойдет своих учителей. Я представила её бегущей по «Сказке», я представила её в драной, грязной одежде, вымазанной кровью, я представила её с жутким оскалом на лице, идущей по следу четырех ни в чем не повинных людей…

И вот мишура разбросана по полу, и белый шарик лежит у моих ног. Я поднимаю его и осознаю простую истину – у меня есть кто-то дороже дочери? Нет. Можем мы обе выбраться отсюда? Нет. Отпустит ли нас Максим? Обеих – нет. Отпущу ли я свою дочь?

Я поворачиваюсь и иду к лестнице.

Максим все видит. Ох, как же хорошо Максим научился читать людские лица. Он натягивает беззаботную улыбку, он поднимается и быстрым шагом идет за мной. Белка и Низкий сразу же переключают все внимание Соньки на себя – Белка что-то громко роняет, Пуговица смотрит на него, Низкий тут же начинает картинно ругаться, и Сонька заливисто смеется. Как же слаженно, как синхронно они работают. Клоуны. Шуты. А я быстро поднимаюсь по лестнице. Легкие шаги Максима позади меня:

– Марина.

Я на втором этаже. Я быстро иду к двери в спальню.

– Марина!

Он успевает догнать меня в тот момент, когда я почти закрыла дверь – он придерживает её рукой и заходит в комнату. Закрывает дверь и щелкает замком.

– Маринка…

Я его не слушаю – я иду к кровати, где лежит мой телефон, я беру его, но Максим подбегает и вырывает его из моих рук:

– Ну что за детский сад… – недовольно бормочет он, и кидает его туда же, где он лежал. – Иди сюда.

Я не сопротивляюсь, у меня даже мысли нет начать орать и выбиваться. Я для себя уже все решила, и именно эту решимость и прочел на моем лице Максим.

Он сажает меня на край кровати, опускается на пол и встает не колени у моих ног:

– Ну и чем он тебе поможет? Он ничего не может! А я могу всё!

Я смеюсь – тихо, но так искренне, что на глазах выступают слёзы. Он смотрит на меня и впервые за все время его лицо становится растерянным:

– Он у тебя простой клерк – белый воротничок. Забрать он вас не сможет, а добровольно я вас не отдам. Я вас не отпущу, слышишь меня?

Его серые глаза, бегают по моему лицу – они ищут то, что привыкли видеть в каждом – страх и подчинение. Я смотрю на него и не испытываю ни того ни другого:

– Ты же знаешь, о чем я думаю?

– Ты не посмеешь, у тебя дочь, – его руки нервно сжимают мои ладони.