Жена господина Мильтона

Джеймс никогда не жаловался на постигшее его несчастье, всегда был сдержан, и никогда не одобрял мой брак. Они с мужем не терпели друг друга. Брата Арчдейла забрал к себе дядюшка Киприан Арчдейл, а Джон и Вильям, которым было пятнадцать и шестнадцать лет, росли крепкими парнями и решили стать солдатами. К Рождеству они записались в кавалерию парламента. Господин Агар рекомендовал их своему другу генералу Айертону. Братья оправдали доверие и даже были повышены в чинах. Тетушка Джонс из Сендфорда прислала за моей милой сестренкой Анной, и я ее не видела до самого ее замужества с господином Кайнестоуном. Зара оставалась дома и ухаживала за тремя оставшимися детьми — Бесс, Бетти и Джорджем. Она стала очень религиозной, и я ее почти не узнавала, потому что она постоянно толковала о Небесах, но мне кажется, что она была тайной паписткой, как и ее капитан, погибший во время осады Оксфорда от взрыва пушечного ядра.

Теперь я хочу рассказать, как отец попытался разрешить проблему долгов с моим мужем. Он мечтал рассчитаться прежде всего именно с ним. Отцу пришлось признаться в том, что он не в состоянии сейчас выплатить мужу мое приданое, но не стал оспаривать, что все равно должен это сделать, и обещал частично выплатить долг вещами, которые у него беззаконно отобрали господа Эпплтри. Он также послал братьев Джона и Вильяма в Форест-Хилл, чтобы забрать там серебро, закопанное под грядкой с розовыми гвоздиками. Они выкопали его, пока Ферр спал, и благополучно привезли в Лондон. Серебро отец потихоньку продал в Чипсдейле, оставив только мою крестильную ложку, и отдал деньги моему мужу. Он также отдал ему деньги, выплаченные джентльменом из Брекшира за большое количество плетней, изготовленных для него до войны, и отдал расписки парламента за солдат, квартировавших у нас в доме и за съеденную их лошадьми траву, за которые со временем можно было получить «живые деньги».

Таким образом, ему удалось выплатить сто восемьдесят из пятисот долга.

Потом отец набросал документ, где подробно описывал принадлежавшее ему имущество, и послал этот документ в примирительную комиссию должников с кредиторами, заседавшую в Голдсмитс-Холле. Отец говорил, что когда его дело будет разрешено и он выплатит штраф, который не может быть слишком большим, тогда мой муж сможет приобрести безусловное право собственности на недвижимость в Витли и получать восемьдесят фунтов в год, в течение четырех лет получить оставшиеся триста двадцать фунтов. Отец не посмел признаться, что эта земля была заложена господину Эшворту на девяносто девять лет и что этот залог был сделан на девять лет раньше, чем данный моему мужу. Он также не сообщил, что основная сумма, полученная им от господина Эшворта, была выплачена в 1642 году, но проценты не были выплачены и в настоящее время составляли примерно четыреста фунтов.

Отец слег в сентябре, и был все время неспокоен, так как каждый день ожидал, что вскроются все его махинации и он покроет позором себя и своих детей. В декабре Комиссия рассмотрела его прошение и пришла к выводу, что с учетом вещей, украденных братьями Эпплтри и леса, который парламент бесплатно выдал гражданам Банбери, но не учтя положения, в котором находился отец, он обязан выплатить штраф в сто восемьдесят фунтов. Если отец не выплатит эту сумму, то они заберут все оставшиеся вещи. Тут отцу стало совсем плохо. Он отказывался от пищи и таял у нас на глазах. Он не вставал с постели и лежал в лихорадке и весь в поту.

Когда я к нему приходила, казалось, что ему было не по себе в моем обществе. Отец часто плакал и обвинял себя в том, что плохо обошелся со мной, и не верил, когда я ему говорила, что не сержусь на него и что мне не на что жаловаться.

Мне кажется, что его больше всего волновало, что будучи пресвитерианцем, он вынужденно принял Ковенант до того, как смог прийти к компромиссу с кредиторами. Было совершенно ясно, что он остается папистом, потому что на следующий день после Рождества, когда моего мужа и матери не было дома, сестра Зара потихоньку привела в дом переодетого священника, чтобы тот прочитал над отцом молитвы, и после этого отец немного приободрился. У него спала температура, и хотя он слабел с каждым днем, было видно, что он не испытывал боли. Отец спокойно умер после полуночи утром нового, 1647 года.