Жена господина Мильтона

Я насухо вытерла руки, сняла передник, аккуратно его сложила, лихорадочно обдумывая, что я стану говорить. Потом я быстро побежала к дому, а Транко — за мной по пятам.

Я ни в чем не была виновата и никого не боялась, даже собственную мать, хотя не исключено, что меня высекут, да так, как прежде никогда не секли. Я прошла по холлу, приблизилась к двери гостиной, и вдруг мне показалось, что Мун тихонько говорит мне на ухо: «Мы вдвоем, любовь моя, вдвоем! Альфа и Мун, Омега и Мари. Пока мы едины духом, нам никто не сможет причинить вреда. Помни, что нас двое!»

Мне сразу стало легче, я сделала глубокий вдох, открыла дверь и вошла.

Первой заговорила мать. После того, что мне рассказала Транко, для меня было полной неожиданностью, что мать обратилась ко мне нежным и любящим тоном. Я поняла: как бы она ни злилась на меня, ее главной заботой было защищать меня ото всех, как свое чистое и невинное дитя, даже если бы меня поймали на месте преступления. Я не знаю, как в других графствах, но у нас в Оксфордшире девушка, потерявшая девственность, никогда не смогла бы выйти замуж, если бы даже за ней давали огромное приданое.

Матушка напряженно рассмеялась и сказала:

— Мари, дорогая, наш новый викарий говорит отцу ужасные вещи о тебе, и посмел назвать тебя шлюхой!

Слова матери подсказали, как мне нужно реагировать.

— Два старика в Библии обвиняли Сусанну в таком же грехе, но потом оказалось, они оболгали ее. Меня ничуть не удивляет, что этот мошенник посмел прийти к вам с подобными обвинениями, ведь он сам безобразно разговаривал со мной сегодня утром. Сударыня, я благородно не стала вам на него жаловаться, но коли он решил защититься, выдвинув против меня лживые обвинения, я вам расскажу, как все было на самом деле. Я очень рано проснулась, и мне захотелось сходить помолиться в церковь. Я оделась, спустилась вниз и вышла в сад. Подойдя к церкви, я обнаружила, что церковная дверь была не заперта, вошла и начала молиться. Я была наедине с Богом, нам никто не мешал, и я не могу сказать, сколько времени я там находилась. Потом пришел Нед, наш пономарь и начал звонить в колокол, по новопреставленным, а я продолжала свою молитву. Потом по дороге проскакал всадник, наверное, это был дядюшка Джонс, я очнулась, спросила Неда, по ком звонил колокол, а он мне ответил: «По матушке Кетчер, утонувшей в пруду у мельницы». Я ужасно расстроилась, выбежала из церкви и подбежала к калитке. И там викарий, как разбойник, прятался в кустах, неприлично одетый, он схватил меня за плечо и начал угрожать мне садовым ножом. Будучи пьяным, он назвал меня гулящей девкой, и, схватив за руку, притащил в церковь. Там он взял фонарь и ни с того, ни с сего начал трясти фонарем у меня перед носом. Затем поморщился и заявил, что фонарь еще теплый. Потом он обозвал меня исчадием Вавилона, это может подтвердить честный пономарь Нед, который при этом присутствовал. Я сильно испугалась, решив, что он сошел с Ума, и стукнув его по голове фонарем, убежала.

— Да, Дик, — заметила мать, — уверена, что ваш «святой» Лука на самом деле ужасный хулиган. Я была против того, чтобы отсылать нашего милейшего Джона Фулкера, который нам верно служил в течение четырнадцати лет, и его любили все прихожане.

Тут вмешался викарий.

— Джон Фулкер! Джон Фулкер! Вы только послушайте эту женщину! Всем известно, как он вел себя: не вылезал из пивной и волочился за бабами. Это был волк в обличье пастыря. Он был ядом для своей паствы, хуже мухомора, комнатная собачка папы, несчастная, вонючая. Во время службы он провозгласил, что тот, чье колено не станет преклоняться во имя Иисуса, будет постоянно болеть! Ваша милость, ваша дочь пытается представить себя чистой и непорочной Сусанной. Но Сусанна оказалась невиновной, потому что старцы, обвинявшие ее, постоянно противоречили друг другу. Здесь же совсем другое. Я собственными глазами видел перед рассветом, что в церкви горел свет, его было видно через северные окна нашей церкви. Я быстро побежал туда и спрятался в кустах. Я слышал голоса внутри. Затем из церкви вышел молодой щеголь со шпагой в руках, он жутко ругался. Я позволил ему уйти, потому что у меня с собой был только садовый нож, и он отправился по дороге к Витли. Потом пришел Нед и начал звонить в колокол, а я ждал в кустах, и наконец из церкви вышла ваша дочь. Она побежала, ее одежда была в беспорядке. Я ее вежливо остановил, а она стала меня грязно обзывать. Сударыня, что это такое, как не распущенность? Разве ваша вторая дочь, мисс Зара, сама не сказала нам, что ее разбудили камешки, стучавшие по окну, и это было после полуночи, и она слышала, как какой-то мужчина что-то тихо сказал, и потом она снова заснула, но еще раз проснулась перед рассветом и обнаружила, что ее сестры в комнате нет?

Я сразу поняла, какой ветер прихлопнул дверь кладовки. Мне стало ясно, что моя хитрющая сестрица не спала, когда я уходила, тихо отправилась вниз за мной и из вредности заперла дверь, а теперь лгала, чтобы спастись от наказания.