Жена господина Мильтона

— Братец, ты, может быть, прав в политике и в своих предсказаниях. Но я не поверю, что в Англии найдется достаточно людей, которые будут настолько злы, что поднимут оружие против короля, во имя древнего принципа свободы, который порос травой забвенья. Или что ты и я, хранящие верность королю, как главе нашей церкви и суверенному защитнику, можем оказаться по разные стороны баррикад в братоубийственной войне, как бы бурно мы ни обсуждали существующее положение. Когда проснешься завтра утром, выгляни из окна, Джон, и посмотри, как весело идут люди на рынок, и прислушайся, как приветствуют друг друга наши соседи, а потом скажи мне, может ли такая миролюбивая нация заболеть и ввергнуться в пучину гражданской войны? Джон, ты можешь и дальше шуметь и возмущаться, но в Англии нет никаких признаков войны, так же, как нет заморозков на моих клубничных грядках!

Покачивание кареты во время долгой и трудной дороги утомили бы меня, даже если бы первую половину дня я провела спокойно. Я настолько устала, что была готова заснуть прямо за столом, но тут дремота покинула меня, я проснулась, но была сильно взвинчена, у меня началась такая головная боль, что казалось, мне воткнули в глаза кинжал.

Комната для новобрачных была украшена гирляндами, и в ней сильно пахло вербеной и полынью. Кругом стояли вазы с цветами — розы, гвоздики, левкои. У постели находился столик с серебряным подносом, на котором стояли вино, блюдо с небольшими кексами и первыми нектаринами и яблоками. Белое атласное покрывало было усыпано золотой пудрой, все переливалось и сверкало в свете семи толстых восковых свечей в стеклянном подсвечнике, стоявшем у изголовья кровати. Зара и Энн хорошо выспались в карете и теперь прекрасно выполнили свои обязанности подружек невесты. Они меня расшнуровали, сняли туфли, чулки и нижнее белье, и я, обнаженная скользнула под чудесные тонкие льняные простыни. Девочки спели песню и сказали братцу Ричарду, чтобы он позвал ко мне жениха. Девочки поцеловали меня на прощанье, Зара вела себя отлично, потому что ей очень нравился мой муж, а Энн вообще была милым и приветливым ребенком.

В комнату вошел муж и запер дверь. Ставни закрыли заранее, и мы остались вдвоем.

Мильтон разделся и лег в постель с Библией в руках. Он нежно поцеловал меня и начал читать отрывок из Песни Песней, где Соломон хвалит свою возлюбленную за красоту, сравнивая ее чрево с ворохом пшеницы, а сосцы — с двумя козлятами, двойнями серны. Потом он закрыл книгу, прежде положив между страницами лепестки розы, чтобы они в дальнейшем помогали воспоминаниям. Муж нежно говорил со мной, но на каком-то иностранном языке. Мне показалось, что это был арамейский язык. Затем я должна была выйти из постели и встать рядом с ним на колени, и поблагодарить Бога за его щедрость, потому что он создал мужчин и женщин. Мильтон много разглагольствовал, а мне пришлось все за ним повторять. Когда мы наконец сказали «Аминь!», он положил меня в постель, обнял и задрожал от сильной страсти. Я ничего не сказала, а продолжала спокойно лежать, и Мильтон приподнял мою голову и сказал.

— О, скромная сдержанность, как мне это нравится! — И поднес чашу с вином к моим губам.

Я немного отпила, и хотя мне хотелось ублажить его, во мне не разгорелась ответная страсть. Он пытался меня развлечь, рассказав милую историю, как он отправился в Италию за невестой. Как-то он занимался в университете Кембриджа и пошел побродить у Грэнтчестера. Мильтон очень устал от занятий и заснул под деревом у дороги. Мимо проезжали в карете две милые юные леди. Одна из них, более привлекательная, как он узнал позже от свидетелей происшедшего, влюбилась в него с первого взгляда, пока он спал. Она написала карандашом на клочке бумаги стихи на итальянском и вложила ему эту бумажку в руку. Стихи говорили о том, что он сразил ее, пока спал, что же с ней будет, когда он взглянет на нее?! Мильтон попытался расспросить прохожих о том, кто была эта дама, а затем отправился в Италию, чтобы там попытаться ее найти. Ему не удалось этого сделать и сейчас, когда он женился на мне, больше об этом не жалеет.

Я ничего кроме «ах» и «ох» не могла сказать ему.

Пока Мильтон рассказывал, он нервно поигрывал моими кудрями.

Меня охватила апатия от тяжелого запаха трав, а от вина меня затошнило.

— Муж мой, — воскликнула я. — У меня раскалывается голова. Вы не можете намочить в холодной воде для меня платок? Вода в вазе на окне. Потом вы завяжете платок мне на лбу?