Жена и дети майора милиции

Обедал конвейер вместе. Входили в обеденный зал, а там уже накрытые столы, окна открытые, а за окнами шелест зеленой листвы. Зал в те двадцать минут, что они обедали, был поделен надвое и назывался «старый конвейер» и «новый конвейер». Они были «старым конвейером», и здесь, в столовой, эта «старость» была заметна. Рабочие с нового конвейера называли себя «ребятами», носили в обтяжку выгоревшие джинсы, были модно подстрижены. «Ребята, минуточку внимания!» Кто-то стучал вилкой по стакану, что-то говорил в наступившей тишине, и затем следовал взрыв хохота, мощный и дружный, даже работники кухни выглядывали. А между тем оба конвейера находились в одном сборочном цехе, как два параллельных класса в школе: в одном — способные к математике и вообще получше качеством, в другом — что осталось. Конечно, общий вид старого конвейера в основном портила Зоя, остальные были молоды и одевались не хуже «ребят». Но если глядеть не со стороны, а вникать в суть, то разница чувствовалась. Таких, как Игорь, на новом конвейере не было. Таких несчастных, не на своем месте. Ему это был, конечно, хороший урок: живи своим умом, не ставь свою жизнь в зависимость от слова «неудобно». И все же эту ошибку нельзя было корчевать, ее надо было прожить, перетерпеть, победить, только таким способом можно было от нее избавиться. Кто-то бы поступил иначе и тоже был бы прав. Игорь иначе не мог.

Слава богу, что дома его не тормошили. Жив, здоров, работает на заводе, больше им знать о нем ничего не хотелось. Происходили события поувлекательней его конвейера. Например, свадьба Василия и Алены. Невеста сшила себе белое платье из какого-то чересчур прозрачного материала. Дома оно выглядело нормально, а когда приехали в загс, где горел яркий электрический свет, то платье вдруг как бы исчезло. «Только не вздумай возвращаться, переодеваться и прочее, — сказала Алене Тамила, — плохая примета». Алена стояла у зеркала и хохотала как ненормальная. Потом взяла у какой-то свидетельницы большой платок с алыми розами, в нем и стояла рядом с Василием, когда их расписывали. Алену ничто не могло выбить из седла. Если уж она веселилась, то веселилась, не глядя на обстоятельства.

Свадьбу решили устроить скромную, «по карману», но приехали бабушка с Куприяном Михайловичем и возмутились: «Да что мы, хуже всех? Да такое раз в жизни! Нет, нет, мы все берем на себя: свадьба в ресторане, пусть молодые запомнят этот день на всю жизнь».

В ночь перед свадьбой Василий сказал Игорю:

«А ведь я женюсь по долгу чести. Алена ждет ребенка».

Нет, он не убил брата этой новостью. О грядущем ребенке Игорь догадывался, витала в воздухе какая-то спешка, какая-то недоговоренность. Василию он тогда ответил:

«Почему это «Алена ждет ребенка»? Вы оба его ждете, так будет правильней».

«Я люблю другого человека, — сказал Василий, — вот какая ерунда получилась».

Игоря опустошило это признание, и даже не столько смыслом, сколько словами — «ерунда получилась». Да не любит никого Василий, и на ком бы ни женился, была бы та же «ерунда».

«В писатели собрался, а сам глухой», — сказал он Василию.

Василий не ожидал такого заявления:

«В чем же, интересно, моя глухота?»

«Во всем. С одним человеком, значит, ребенка растить будешь, а другого человека любить?»

«Ну-у, — Василий расстроился, — я с тобой как с другом, а ты как старуха. На себя почему не оборачиваешься? Думаешь, я не знаю, с кем ты сидел в парке на скамеечке? Думаешь, мужу Киры Васильевны большое удовольствие мириться с твоим чистым и великим чувством?»

Старший брат и в детстве не щадил его. Но сейчас слова его были особенно невыносимыми.

«Давай, Василий, доживем мирно оставшиеся дни и расстанемся как в море корабли».

«Давай, — согласился Василий, — и ты ко мне в душу больше не лезь».

«Нужна мне твоя душа». Игорь глядел на Василия впервые без прежней зависимости.

«Ханжа, — заключил Василий. — Посмотрим, как ты собой распорядишься, на ком женишься, любя свою Киру Васильевну. Может, это она послала тебя на свидание к своему мужу?»

Самые несправедливые слова — самые убийственные. Как у Василия только язык повернулся: «Может, это она послала тебя?..»

Кира Васильевна, узнав о той встрече, расстроилась ужасно: «Ну как это можно, как это тебе в голову пришло идти в какой-то парк, выяснять какие-то несуществующие отношения?»

«Не мне это в голову пришло, — сказал ей тогда Игорь, — не смог я отказаться».

Они говорили по телефону. Он стоял в будке автомата.

«Многому тебя научили в школе — достигать, преодолевать, — а вот отказываться не научили». Она разговаривала с ним так, будто он все еще был вожатым в ее классе.

«Я сам это постиг, — ответил он, стараясь не показать обиду, — этому нельзя научиться в школе, с этим человек справляется сам: хватает сил — отказывается, не хватает — не отказывается».

«Нельзя думать только о себе», — сказала она «учительским» голосом.

И тогда он как бросился с обрыва в воду:

«Кира Васильевна, вы же не хотите, чтобы я вас разлюбил, отстал навсегда!»