Жена и дети майора милиции

Когда Игорь привел к ней Варвару, та тоже не понравилась. Или уж такой подбор, или ее собственный характер был в том повинен, но ни Алена, ни Никита, ни эта Варвара не годились в пару ее детям. Однажды поймала себя на мысли, что вообще все молодые мелковаты по сравнению с ними, с теми, какими они были в молодости.

По вечерам дверь в ее квартиру бывала открыта. Приходила Алена, приводила Сашеньку. «Василий сегодня дежурит, а я в кино билет взяла, отдохну хоть от них от всех». И уходила: то ли в кино, то ли встречать Василия после дежурства. Заходили соседки, нахваливали Сашеньку, пили чай. Иногда звонила Луша, успокаивала Тамилину душу, если та была встревожена. «Нельзя, Танечка, требовать от людей много. Человек сам ждет, чтобы кто-то подошел к нему и вручил себя безраздельно, дескать, владей мной, помыкай, властвуй, а я буду даже лучше золотой рыбки, я согласна быть у тебя на посылках». С Лушей было легко, даже о Музе и Никите с ней было легко говорить. «Они друг у друга — первая любовь, — говорила Луша, — а первая любовь потому и называется первой, что никогда не бывает последней». У Никиты была уже и вторая, и третья любовь, Луша этого не скрывала. О себе она говорила: «Я рада, что Муза избавилась от такой свекрови, как я. Я, Танечка, свекровь не для каждого дня. Я хотела бы, чтобы моя невестка была в моей жизни долгожданной гостьей». Никита не торопился с женитьбой, и это радовало Лушу, а также и Тамилу. В каждом письме дочери она писала хоть пару слов о Никите. Муза в своих письмах никогда не комментировала сообщения матери, и вместе с тем Тамила чувствовала, что ее строчки о нем нужны дочери. «Видела вчера Никиту, — писала она, — худой, бледный, все с той же печатью гения на челе. Спрашиваю: «Что невесел?» Он отвечает: «Тоска». Вот такой Печорин или Чайльд Гарольд, я уж не определю». Никита работал в театре под началом у художницы Валерии. Специализировался в театральном костюме и преуспел на этом поприще. Поступать в институт больше не пытался. Тут уж его обида была неодолимой.

На кладбище Тамила теперь бывала не так часто, как прежде. Обижалась на детей, что забыли отца, все реже вспоминают. В ее жизни Сашка с годами становился все прекрасней и идеальней. Никто из живущих не мог стать с ним рядом.

«Я так была счастлива с Сашкой, — сказала однажды Тамила Нине Григорьевне, — что даже в мыслях не могла себя представить еще чьей-то женой».

Такие разговоры надо вести все-таки с подругами, а не со свекровью. Нина Григорьевна ее не пощадила.

«Ты никогда не была счастлива с Сашкой, — сказала она, — но тебе легко обманываться на этот счет, потому что ты не знаешь, что такое счастье».

Тамила не придала значения этим словам, посчитала, что в свекрови просто взыграл ее характер, всегда ей хочется сказать что-нибудь наперекор. Но Нина Григорьевна сказала все это не «под настроение», а обдуманно.

«Дело в том, Татьяна, что счастливыми бывают только идейные люди. А ты свою жизненную идею не только не искала, но даже о ней никогда не задумывалась».

До сих пор в понимании Тамилы слова «идея», «идейный человек» означали совсем другое, нечто большое, общественное, а не то личное, что имела в виду Нина Григорьевна. Кстати, надо было узнать точно, что она имела в виду.

«Жизненная идея должна быть у каждого человека, — объяснила Нина Григорьевна. — Моя, например, была в том, чтобы служить людям — тебе, Сашке, вашим детям, сейчас Куприяну. Служить в хорошем смысле, угождать я никогда не стремилась».

«А я разве не служила своим детям, мужу?»

«Нет. Ты рожала детей, и они росли. Ты не служила».

«Вы считаете, что я проворонила свое счастье?»

«Не знаю. Видишь ли, когда пишут, что женщина должна быть женственной, по-женски слабой, что ей ни в коем случае нельзя заниматься мужскими делами, я всегда с этим мысленно спорю. Как можно такое говорить о всех женщинах? Женщины разные. И когда какой-нибудь женщине, взявшейся за труднейшее дело, грозят, что у нее не будет детей, я говорю: а может, ей это и не надо?»

«Вы обо мне, — испугалась Тамила, — мне не надо было иметь детей?»

«Господь с тобой, — Нина Григорьевна тоже, в свою очередь, испугалась. — Я совсем о другом. О том, что есть женщины, у которых жизненная идея дети, а у других наука или искусство».

Кто это выдумал, что чем старше человек, тем умней? Дети — это дети, даже великих балерин жалко, что их обошло материнство.

«Я довольна своими детьми и своей жизнью, — сказала Тамила, — а моя идея состоит в том, чтобы с годами не сделаться злой старухой. Я буду стараться стать такой, как вы, и даже лучше, буду добрей и великодушней».

Нина Григорьевна подошла и обняла ее.

«Я была счастлива с Сашкой, — продолжала Тамила, — он был и остался в моей жизни. И что бы со мной ни случилось, его у меня не отобрать. И дети наши с годами становятся лучше. Я без Сашки, одна, пережила их самый трудный возраст…»