Жена и дети майора милиции

Полина промолчала, сделала вид, что пропустила Натальино «скучно» мимо ушей. Хотя и подмывало: «Извини, но ни осетрины, ни отбивной предложить не могу». То ли стесняются себе признаться люди, то ли уж так заведено веками врать самому себе, но хорошая еда всегда у хорошего человека предмет как бы постыдный. Чья-то утроба жрет, пьет, так на то она и утроба. А то, что Наталья уже светло-голубая от голодной жизни в чужом доме, об этом никому ни сказать, ни пожаловаться. Хорошая еда — это избыточный вес, болезни, преждевременная старость. А плохая еда? По привычке записывать внезапно возникшие мысли Полина записала на листке: «Есть надо мало, но обязательно хорошо». Потом эти слова на листке все время попадались ей на глаза и смешили своей дурацкой иносказательностью. Задумается о чем-нибудь: может, в воскресенье генеральную уборку устроить или плюнуть на уборку и завалиться к кому-нибудь из подруг на весь день на дачу, — и тут этот советик: «Есть надо мало, но обязательно хорошо». Как понимать? Убери квартиру, но не всю, а угла два, но так, чтоб блестели? Поезжай на дачу, но не на весь день, а часа на два, не более?

Верочка уже на следующее утро взялась выколачивать из нее обещанное.

— Только не надо мне лекций про захребетничество и про жар, который хорошо загребать чужими руками. Твои руки не чужие. И Витус тебе не чужой. И не мы с тобой выдумали эти творческие работы.

— Что ты надрываешься, — остановила ее Полина, — где Витус? Пусть он приходит, с ним мы все и решим. Честно говоря, не понимаю твоей паники.

— Моя паника нормальная, родительская, старая как мир. А Витус, как все в его возрасте, очень самолюбив.

— Он в своем возрасте самолюбив, а я в своем трудолюбива и поэтому должна выполнить за него его работу?

— И опубликовать, — подсказала Верочка, — только тогда это все имеет смысл.

Смысла во всем этом было многовато, но Полина почему-то не могла всерьез разозлиться на Верочку. У нее пунктик, она когда-то не попала на факультет журналистики, творческая работа для нее всего лишь барьер, который надо любым способом взять. А вот Витусу в этой ситуации не позавидуешь.

— Ну что тебе стоит, — продолжала ныть в трубку Верочка, — я ведь присутствовала при вашем разговоре с Арнольдом. Тебе там на час работы, только сесть и написать.

— Вот сядь и напиши, а сынок подмахнет свою подпись, а я сделаю вид, что знать вас всех не знаю, отредактирую и предложу в печать.

— Перестань меня мучить, Полина. Я тебе безрукавку свяжу, из тех ниток, помнишь?

— Не помню. Соковыжималку помню. Тоже когда-то обещала.

— Хорошая память. У тебя хорошая память. А я все плохое забываю. Полина, я тебя в последний раз прошу — помоги.

— Ладно. Попробую. Пусть Витус приходит.

Витус пришел через три дня. Полина вгляделась в него, но никаких перемен не заметила.

— Где пропадал?

— Да везде понемножку. А у вас тут происходили разные события? Встречались с известным композитором, пили чай с тортом. И все это, как стало известно, в мою честь.

— Ты разгневан: без меня меня женили? Тебе очень не хочется на этот факультет журналистики, Витус?

Витус примолк, скосил глаза и уставился куда-то в угол, потом, не переводя взгляда, словно находясь все в том же заторможенном состоянии, ответил:

— Мне все равно.

Она уже это знала, он уже ей говорил, что согласен утешить свою единственную мать, сделаться тем, чем она не сделалась. Знала Полина и то, что он сейчас нарочно давит на «голую правду», взваливая на ее плечи всю тяжесть ситуации.

— Я тебя любила, Витус, — сказала она вроде бы ни к селу ни к городу, — вся разница между тобой и мной, что я тебя любила, а ты меня нет. Ушел и как умер, даже ни разу не позвонил.

— Зачем-то вашему поколению нужна любовь. Чтоб все вас любили: дети, подростки, бабушки, дедушки, собаки, попугаи.

— А твоему поколению любовь не нужна? Обойдетесь одним уважением?

— Чем? — спросил Витус, и впервые она увидела на его ироническом лице оттенок горечи. — О чем вы говорите, тетя Полина, я ведь местный, у нас тут такое не проживает. Где это вы видели уважение к таким, как я?

— Каким это «таким»?

— Молодым.

— Господи, да, по-моему, только с вами и носятся, только перед вами шапки и ломают. Вы же соль, уксус и перец жизни. Даже сумасшедшему старику не придет в голову сказать, что не любит молодежь, что, мол, нынешнее поколение слегка зажралось и пошло на поводу своего сытого тела.

— А есть надо мало, но обязательно хорошо, так, тетя Полина?

Успел, негодник, прочитать ее запись на листке.

— Зачем ты пришел, — спросила Полина, — подписать интервью, получить пропуск в чужую профессию? Я напишу, ты подпишешь, и два славных поколения, поскольку мы с тобой свои отношения измеряем только этой категорией, будут в дерьме?

— Я пришел, — сказал Витус, — подписать что угодно. Если моя мать, ее подруга и их высокий друг говорят мне: давай, давай, то мне не жалко — берите.

— Но от тебя ведь требуется так мало, всего лишь одно слово: нет. Тебе трудно его произнести?