Жена или жертва?..

Трент Макинтайр в молодости был учеником моего отца, но с течением времени их отношения стали дружескими. Именно Джон Блейк благословил Трента стать писателем, и тот часто приезжал к нам в Калифорнию навещать своего учителя и друга. Он любил моего отца. А я любила Трента. То, что он оставил на востоке жену, то, что у него был сын, не имело никакого значения для влюбленной шестнадцатилетней девушки, которая не просила ничего для себя. Я не ожидала, что Трент заметит меня и примет всерьез. Я только хотела поклоняться ему на расстоянии, что и делала в течение месяца, пока с моим отцом не случился удар.

Именно Трент нашел его в кабинете. Отец лежал головой на столе и как будто спал. Он умер тихо, его сердце просто остановилось. Позади у него была полноценная, счастливая жизнь.

После похорон моя мать — о, куда подевалась ее стойкость викингов! — была в таком ужасном состоянии, что врачам пришлось прописать ей седативные препараты и приставить сиделку. Потом ухаживать за ней приехала сестра.

Но до самого приезда тетушки Трент взял заботу о нас на себя. Он организовал лечение матери и, понимая, насколько мне тяжело и одиноко, много времени проводил со мной.

Стремясь избавиться от этих мыслей, я решительно уставилась в книгу. Я хотела вспомнить отца, а не Трента.

Джона Блейка нельзя было назвать красивым, но у него было доброе умное лицо. Я очень хорошо помнила его мудрость и мягкий юмор, но знала, что он мог быть беспощадным в своей критике студенческих работ. И тем не менее его замечания отличались точностью хирургического скальпеля, так что он едва ли мог причинить кому-либо боль. После бесед с моим отцом у его учеников создавалось ощущение, что в следующий раз их работа будет гораздо лучше. Преподавательская работа была основной в жизни Джона Блейка, а часы, проведенные вне студенческой аудитории, хотя и были посвящены богатому разнообразному миру литературы, всегда оставались для него на втором месте.

Конечно, мой отец был романтиком, и мама брала на себя все проблемы, связанные с реальной обыденной жизнью. Описывая их взаимоотношения, Трент приводил в своей книге множество забавных эпизодов, например такой: когда нужно было заняться ремонтом прохудившейся водопроводной трубы, отец спасался бегством и прятался в библиотеке с любимой книгой, а мама вела переговоры с рабочими. Однажды Трент сказал мне, что в этом я похожа на него — тоже предпочитаю жить в воображаемом мире, далеком от реальности.

Не знаю, как это случилось, но мои мысли изменили направление, и в них снова вернулся Трент. Я никогда не забуду тот дождливый день, когда мы вернулись домой после похорон. Я убежала в сад и упала на траву, заливаясь слезами. Трент нашел меня там, взял на руки и отнес в дом. Там он наполнил ванну горячей водой, смыл с меня грязь и завернул в огромное пушистое полотенце, как будто мне было десять лет, а не шестнадцать. Я рыдала на его плече, а он рассказывал о моем отце. Это не было жестокостью — наоборот, он считал, что нужно не отвлекать меня от горестной утраты, а заставить в полной мере пережить ее, чтобы моя кровоточащая рана очистилась, а не нагноилась.

Я так сильно любила их обоих — отца и Трента — в тот темный дождливый вечер, что образы этих двух мужчин слились для меня в один. Это был защитник, сильное плечо, на которое можно опереться в трудную минуту. Огромная, мучительная любовь полностью завладела мной, но я сама не понимала ее сущность. И все было нормально, пока Трент воспринимал меня как ребенка. Но я взрослела, и мои чувства к нему переставали быть детскими. Поняв это, Трент испытал нечто вроде шока и дал мне жестокую отповедь. Он говорил, что нельзя растрачивать такие чудесные чувства на женатого мужчину, что я должна подарить первую любовь своему сверстнику…

Но как можно заставить себя полюбить по приказу? Я оказалась отвергнутой, но продолжала безответно любить Трента Макинтайра еще долгие-долгие годы. Возможно, это чувство никогда не покинет меня.

Эта мысль резко пробудила меня от грез, заставив закрыть книгу и поставить ее на полку. Нет, ни на одно мгновение я не должна позволять грезам шестнадцатилетней девочки вторгаться в реальную жизнь взрослой замужней женщины.

Гленн так и не вернулся домой, и я не знала, что мне делать. Поразмыслив, я поднялась в свою комнату, переоделась в теплые слаксы и свитер, накинула на плечи темный жакет с медными пуговицами, взяла в руки фонарик и тихо спустилась вниз.

Впрочем, видимо, я сделала это недостаточно тихо. Прежде чем я достигла подножия лестницы, Гленда вышла из гостиной мне навстречу и закрыла за собой дверь. Она мягко прохаживалась по холлу, ожидая меня, и мне в голову тут же пришли слова, которыми охарактеризовал ее Колтон. «Мой прекрасный леопард», сказал он.

Гленда держала в руках какой-то блестящий предмет, и, когда я подошла ближе, протянула его мне.

— Это для тебя, — сказала она, и я услышала в ее голосе насмешливые нотки.