Жена из прошлого. Книга 2

Иномирянка замолчала, когда в дверь постучали. Принесли затребованные напольные зеркала, которые она попросила сразу отнести в спальню. А заодно снять со стены то, что заприметила в гостиной.

— Да, его сюда, к стене прислоните. Прямо напротив кровати. Отлично!

Эти двое оказались более сдержаны на эмоции, но уверен, тоже успели себе напридумывать. А может, уже настолько привыкли к заскокам постояльцев, что просто не обращали на странные просьбы внимания.

Проводив носильщиков, я вернулся в спальню.

— Что дальше?

— А дальше... — Девушка на пару мгновений замялась, а после, кашлянув, тихо сказала: — Нам с тобой придётся раздеться.

Тут уже и я вопросительно вскинул брови и совершенно справедливо поинтересовался:

— А мы сюда точно пришли спасать твою Вильму?

«Жена» вспыхнула и возмутилась:

— У вас, мужчин, только в одну сторону идут мысли!

— А куда им ещё идти, когда тебя приводят в спальню и сразу, можно сказать, с порога предлагают раздеться?

Фыркнув, она раскрыла сумочку и протянула мне сложенный вдвое листок бумаги:

— В книге было написано, что лишняя одежда может мешать. Налаживать с зазеркальем связь... Мне в моей практике она никогда не мешала, но раз уж там так сказано…

Я пробежался по строчкам взглядом.

В гимназии тема зеркал освещалась, но очень поверхностно. В Кармаре и соседних королевствах верили в Великого Дракона и злых духов, которых называли харгами. В Чёрную Матерь, Майвор, и Пепельную деву, Найву. Ни в нашей религии, ни в наших легендах не было ни одного упоминания о мирах, сокрытых в зазеркалье, о зеркальных тюрьмах либо зеркальных ловушках. Но это не значит, что того, во что мы не привыкли верить, не существует. В некоторых заокеанских странах зеркала считаются священными, а во многих племенах Гайры избегают, например, смотреть в воду, опасаясь увидеть там своё отражение. Аборигены считают, что за тонкой гранью прячутся могущественные, опасные твари. Через отражение они способны пробираться в мир живых, завладевать телом и сознанием человека.

Вернув листок Жене, я сухо поинтересовался:

— А если бы я не согласился? Ты бы то же самое проделала с Александром?

— Ну ты же согласился. Смысл теперь возмущаться? — хмыкнула иномирянка.

Отвернувшись, стала неторопливо, явно без особого желания расстёгивать платье. Глядя на неё (по-другому почему-то не получалось), я снял сюртук, стянул через голову рубашку.

— Штаны можешь оставить!

Мне показалось, или её голос дрогнул от волнения?

Не сдержавшись, поддел девушку:

— А они не будут мешать налаживанию... кхм... связи?

— Ты видел, что там написано? — немного повернув голову, спросила Женя и тут же, не дожидаясь ответа, продолжила: — Полностью обнажаться нет необходимости. Ладони, ступни, грудь... Чтобы между сердцем взывающего и искомой душой не осталось преграды.

Грудная клетка, по всей видимости, за преграду не считалась.

— Я просто хочу, чтобы у нас всё получилось.

Не знаю почему, но мне вдруг стало весело. Волнующаяся Женя выглядела забавно и мило. Такая Женя притягивала не только взгляд. Хотелось подойти в ней, откинуть на плечо волосы и помочь избавиться от каждой шёлковой и атласной «преграды». Медленно, наслаждаясь ощущением тёплой кожи под пальцами. Снять с неё платье, корсет, сорочку... И при этом ласкать её, проводя ладонями по плечам, талии, позвоночнику. В идеале не только ладонями и не только до талии. Можно и дальше, губами, пока мы оба окончательно не растворимся в этом увлекательном занятии.

— Я готова.

Девушка обернулась, и я понял, что тоже готов. Но только не к обряду.

Харг бы побрал мою бурную фантазию!

— А как же волосы? — бросил, скользя по ней взглядом. Даже по моим ощущениям, слишком пристальным и слишком жадным.

— А что с ними? — зарделась моя «супруга», успевшая избавиться не только от корсета и юбок, но и от сорочки, в снятии которой мне так хотелось оказать ей посильную помощь.

Распущенными волосами она стыдливо прикрыла грудь, оставляя простор для запретных мыслей и грёз.

— Они не будут мешать ритуалу?

Иномирянка снова вспыхнула:

— Волосы — это часть тела!

— Как скажешь, — согласился я, решив, что так и правда будет лучше. Меньше искушений — меньше шансов, что я окончательно сойду с ума.

Избавившись от обуви, сел в своеобразный круг, сформированный зеркалами. Женя опустилась напротив. Юркнула на пол, на ковёр, скрестив стройные ножки в панталонах. Больше на ней ничего не было... не считая волос, и это одновременно и радовало, и раздражало.

Хрупкая, изящная и вместе с тем такая... манящая.

Вот уж странно, Раннвей меня никогда не привлекала. Она выглядела слишком худой, слишком болезненной и слишком хрупкой. Но совсем в ином смысле: казалось, стоит лишь раз её коснуться — и она, как статуэтка из тончайшего фарфора, сразу разобьётся. Фигурой Раннвей напоминала недозревшего подростка. И я, как ни пытался, так и не смог увидеть в ней женщины, которую хотелось бы желать и уж тем более любить.

Ещё и её извечный ко мне страх...