Жена изменника

начатого в четверг, 28 августа 1673 года

Вот что поведал мне Томас Морган Кэрриер по прозванию Валлиец, который доверил мне свою историю от начала и до конца, и что записано моею рукою по одним лишь его воспоминаниям. Преданная бумаге втайне от мужских глаз и женских языков, скрытая и от самого рассказчика, мною начата эта правдивая повесть.

Я родился в Кармартеншире в морозную зиму 1626 года. Мой отец, проходя в излучине реки Тауи, услышал голос духа, предвестника несчастья, звучавший из-под снега и льда: «Моя жена, о моя жена!» — и сразу понял, что моя мать, которая как раз тогда мучилась в родах, умрет. Маленький и слабый, я жил без имени, пока мне не исполнилось четыре месяца и пока земля не оттаяла настолько, что можно было похоронить тело моей матери. Земля, на которую я впервые ступил, была скудной и каменистой, верхнего слоя почвы едва хватаю, чтобы наполнить горсть. Но отец был хорошим хозяином и потому приносил с морского берега песок и смешивал его с птичьим пометом и навозом. На этом он выращивал ячмень и овес для своих сыновей и дочерей, а также корм для коров. Мы обменивали овец и молочный скот на ярмарках в долинах, получая взамен зерно и овечью шерсть из Тремейна. А валлийская материя, которую ткали из этой шерсти мои сестры, могла удержать на плаву человека в заливе Кардиган, такой она была плотной. Наш старый дом, или хендр, как его до сих пор называют, был небольшой, но удобный. На окне стояла арфа, хотя никто из нас не умел на ней играть, кроме матери, но считалось, что валлиец без арфы — что человек без души.

Зимой мы каждую ночь ложились поближе к тлеющему куску торфа, а днем стегали скот, чтобы он не замерз во сне. Но когда наступала весна, мы с братом отправлялись на южные пастбища и жили в хафорде — летнем домике из валунов с соломенной крышей. Там мы оставались до наступления морозов, оберегая телят от волков и гоняясь друг за дружкой по горам над Ллангадоком. Я вырос, глотая пыль из-под ног брата, ибо, хотя я и был намного выше ростом, никогда не мог его перегнать. Так мы и жили, пока брат мой не умер. У него разорвалось сердце в конце большого забега, когда соревновались Кармартен и Кидвелли. Дистанция же составляла более десяти миль. Мне тогда было почти четырнадцать лет, и в одну могилу с братом легла и моя любовь к жизни, будто солнечный луч в глубокий колодец.