Жена Кукловода

Руслан быстро подошел к ней, попытался обнять, Людмила отшатнулась.

— Как я могу! — его лицо исказилось от боли, — Даже видеть тебя здесь, в этой комнате, для меня мука. Ты… я едва тебя не потерял. Ты слишком мне дорога!

— Дорога, — горько усмехнулась Людмила. — Слишком дорогая кукла, в которую нельзя играть, потому что можно сломать. Как лестно.

— Ты не понимаешь! Я никогда себя не прощу за то, что случилось с тобой! Никогда…

Его голос задрожал, Людмиле показалось, что он заплачет. Это выглядело ужасно. Она никогда в жизни не видела, чтобы Руслан плакал.

— Как же мы могли…как могли позволить все разрушить. Мы же были счастливы. Были…

— Были? Мы можем еще быть счастливы! — отчаянно выкрикнул Руслан, больно стиснул ее плечи, впился пальцами. Он словно пытался удержать Людмилу, хотя она и не вырывалась.

— Как? — Людмила стиснула зубы от боли, разливающейся в груди. — Ты не можешь отказаться от всего этого. Я не могу больше в это играть. Бег по кругу. Выхода нет. Опять будешь искать себе новую игрушку? А я буду пылиться в шкафу, как старая забытая вещь?

Он вдруг разжал руки, застонал, отошел к окну. Распахнул его настежь, впустил в комнату холодный мартовский ветер, пропахший талым снегом и прелой прошлогодней листвой.

— Не могу тебя отпустить, — глухо сказал он, не оборачиваясь, словно обращался к пустоте. — Просто не могу.

— Разве я ухожу?

Руслан резко повернулся к ней всем телом. В глазах появилась робкая надежда.

— Отпусти Кукловода. Как я отпустила Эль. Только сможешь ли…

Руслан смотрел на нее, будто пытаясь осмыслить то, что услышал.

— Не знаю, — отчаянно прошептал он.

— Это наш единственный шанс. Эль больше нет, и если ты не сможешь отказаться от Кукловода — у нас нет будущего.

Слова будто били Руслана по щекам. Он вздрагивал и опускал плечи. Людмиле было так странно и страшно смотреть на него, почти сломленного, растерянного, здесь, в этой комнате, где он всегда был Господином, воплощением власти и силы. А потом вдруг шагнул к ней, рухнул на пол, обнял колени, прижался к ним. Его слезы обожгли кожу сквозь чулки.

Людмила провела кончиками пальцев по короткому, слегка колючему ежику волос.

— Я… — голос Руслана дрогнул, тихий, совершенно не похожий на властные приказы, которые привыкли слышать эти стены. — Мы… попробуем. Все будет как прежде, правда?

Людмила промолчала. Меньше всего сейчас ей хотелось лгать и давать невыполнимые обещания.

Эпилог

— Пани Сикорска! Автограф, прошу!

Дама в изящной шляпке с маками протянула свеженькое, пахнущее типографской краской издание нового романа.

Людмила улыбнулась и достала дорогую ручку «золотое перо». Если присмотреться к ней повнимательнее, можно было увидеть гравировку — вензель из двух букв — Л и Р.

— Как зовут пани? — спросила она.

— Адель, — улыбнулась дама. — Адель Крашчек.

Изящный росчерк золотого пера.

— Пани, Сикорска! Это для моей дочери! Она ваша страстная поклонница. Ее зовут Ева.

Она улыбнулась еще одной читательнице, строгой женщине лет пятидесяти.

— Надо же, совсем как мою героиню!

Еще полчаса конференции и порядка полусотни подписанных экземпляров ее романа, недавно переведенного на чешский. Хотя здесь многие давно прочитали его на русском, но купить издание на родном языке не поскупились.

Наконец, конференцию объявили закрытой и последние читатели разошлись. Она устало потерла лоб, повела затекшими плечами.

— Госпожа Сикорская, вас подбросить?

Ее местный агент, молодая задорная девушка лет двадцати трех, со смешным именем Зденка и еще более смешной фамилией Гржимек удивительно хорошо говорила по-русски.

— Не надо, дорогая, — устало улыбнулась Людмила. — Я погуляю еще по Староместской площади. Поглазею на Ратушу, чаю выпью. Погода прелесть. Потом возьму такси.

— Ну как хотите, — Зденка пожала плечами. — Только не забудьте, завтра еще две конференции — в Доме писателей и в «Луксоре».

— Помню, — вздохнула она.

Зденка унеслась прочь, бодро стуча каблучками.

Через час Людмила сидела в ресторанчике «У Тына», пила зеленый чай, и смотрела на шумную толпу туристов, собирающихся перед Ратушей, чтобы поглазеть на то, как на астрономических часах Смерть будет звонить в колокольчик, Щеголь — смотреться в зеркало, Скряга — трясти мешочком с золотом, а самом верху будут сменять друг друга фигурки Двенадцати Апостолов и кукарекать Золотой Петушок. Раскаленные июльским солнцем древняя брусчатка и черепичные крыши щедро делились теплом, Старая Прага любовно согревала в ладонях всех — и гостей, и местных жителей. После холодного, надменного чопорного Питера эта солнечный, радушный город не переставал удивлять Людмилу. Прага навсегда прогнала ее кошмары, ни разу ей больше не снился страшный старик в шляпе с высокой тульей.

— Какая встреча, — тихий вкрадчивый голос заставил ее вздрогнуть.

Подняв голову, Людмила увидела мужчину в светлом костюме, подтянутого, ухоженного и вальяжного, и не могла поверить, что видит его здесь.

— Как вы тут? — только и смогла выдохнуть она.