Жена Майкла

Не иметь практически ничего, а тебе предлагают на выбор все — это пугало. Ей хотелось всего, до чего она дотрагивалась, но тогда вырастали ее обязательства перед Деверо, перед Майклом. С каждой новой прелестной покупкой грызло чувство, что она продает кусочек своей свободы — за пару туфель, платье, за карандаш для глаз. Разгул кончился в аптеке, где она купила самое элементарное. Но зубная щетка и расческа показались Лорел бесценными сокровищами, а больше всего пленил оригинальный флакон пенного масла для ванны.

— Могла бы попросить, чтобы частично на дом доставили, — ворчала Клэр, когда они ковыляли к машине, нагруженные пакетами, а на сиденье уже громоздилась гора покупок. Лорел еще не сменила одежду, точно оттягивая момент окончательного превращения в Лорел Деверо.

Тонкие губы Клэр, поджавшись, хранили неодобрение всю дорогу домой. Но Лорел все-таки решилась попробовать добыть у нее информацию. Может, если узнает побольше, то вспомнится хоть что-то из прошлого.

— Давно ты служишь у Деверо?

— Уже девять лет.

— Долго как! Значит, была тут, когда… когда появился Джимми. Ты с самого начала заботилась о нем?

— Нет, нянек нанимали. Но они все уходили. Я секретарша профессора Деверо, но понемножку стала помогать ухаживать за Джимми, а последнее время только им и занимаюсь. Ты себе не представляешь, каким сюрпризом он свалился на нас. — Клэр нервно, без всякой веселости, хихикнула — громкий раздраженный звук, который она часто издавала без видимой причины. Так некоторые нервозно откашливаются, по привычке, а не по необходимости.

— Так вы не знали, что у Майкла ребенок?

— Какое там! Мы даже не знали, что он женился.

— Из Денвера Джимми привез он?

— Нет, разумеется! Как бы он мог? Он же во Вьетнаме находился, — Клэр на секунду оторвалась от встречных машин и внимательно взглянула на Лорел. — Он не рассказывал тебе, что случилось после того, как ты сбежала?

— Нет. — Значит, она бросила своего ребенка, а его отец воевал в это время во Вьетнаме! Что вынудило ее поступить так?

— Тогда давай я. Майкл с профессором разругались из-за службы Майкла в Воздушных войсках. Но Майкл все равно уехал. За три года мы редко получали от него известия, — Говорила Клэр, как и вела машину — то нервно, взрывчато, то занудно тянула. — Но вдруг звонок из Вьетнама — Майкл. Мы представления не имели, что он участвует в военных действиях. Но он не про это хотел сообщить. Майкл сказал, что женился, и Красный Крест уведомил его, что жена его родила ребенка, а потому ушла из больницы и исчезла.

— Я бросила Джимми в больнице… новорожденного? — Немудрено, что Майкл кипит против нее яростью.

— Сама прекрасно знаешь! Мне-то нечего пудрить мозги этим твоим «Ах, я ничего не помню!»

— А что случилось потом?

— Знаю только, Майкл сказал, родители твои взять ребенка категорически отказались, и потому, пожалуйста, позаботьтесь пока о нем.

— Мои родители?

— Ну да! Приезжали в Денвер выяснить, что к чему, и твоя мать привезла Джимми к нам. Вся в слезах. Ей-то, по-моему, Джимми взять хотелось, но отец твой не пожелал никаких напоминаний о тебе. И вряд ли ты можешь обвинять его.

— Когда все это случилось? Я… утратила чувство времени.

— В июне Джимми исполнится два года. Даже странно матери сообщать про такое!

Это уж чересчур. Она пропадала почти два года! У нее, оказывается, есть родители; их она тоже не помнит, и она бросила новорожденного сынишку в больнице! Оставалась одна надежда — может, она все-таки не Лорел.

После обеда она, замерев посреди развала пакетов, попыталась вникнуть в слова Клэр. Почему Лорел бросила своего ребенка? Что произошло потом? Я — действительно Лорел? Нет, абсолютно невероятно! И совсем не объясняет опасности, гнездившейся в уголке сознания, отказывавшейся показаться из потайного местечка, чтобы она могла опознать ее. Лорел чувствовала себя беспомощной: с какой стороны остерегаться угрозы, которую она даже не может определить?

Пульсация в голове заставила ее двигаться: платье за платьем она вешала в пустой, стоявший у стены, шкаф. В шкафу напротив висела одежда Майкла. Лорел наполняла ящики бельем, подавленная жадностью тщеславия, которое подсказывало: каждая вещица ей остро необходима.

Как можно — испытывает виноватость из-за расточительности, а из-за поступка с ребенком чувствует лишь отупелость? Лорел снова помыла волосы — на этот раз кремовым шампунем.

Будь я Лорел, меня колол бы стыд всякий раз, как я взглядываю на мальчика. Подавляя порыв пойти проверить, хорошо ли он укрыт на ночь, она опустилась в горячую ванну, вскипающую ароматной пеной. Точно не могла досыта отоспаться и отмыться. Что она так тщательно отмывает? Грязь или вину?

Тут-то ей и стукнуло очевидно. Конечно же, я — Лорел! Иначе почему у меня оказалась бумажка с именем Майкла Деверо?