Лорел пересказала, что ей запомнилось из дневной встречи с доктором Гилкрестом; что-то о страхе, виноватости, гипертрофированном неприятии насилия. Ее проблема — страх, а не боязнь людей. Тенденция избегать реальности… Даже Майкл поморщился от этого преуменьшения. Ей было трудно сосредоточиться: она ждала, когда Майкл назовет день отъезда домой.
— И прибавил, что хочет поговорить с тобой.
— Да, похоже, надо заглянуть к нему. Пойду, договорюсь о встрече. — Он поднялся и взял кепи с серебряными крылышками. На нем была темно-синяя летная форма, в пустыне он редко надевал ее.
— Погоди!
— Что еще?
— Хочу поблагодарить тебя за то, что часто навещал меня. Не обязан ведь был.
Майкл только нетерпеливо передернул плечами, явно стараясь поскорее уйти.
— И еще… расскажи мне о прежнем… как мы встретились, всякое такое.
— Давно все случилось.
— Майкл, пойми! Ты единственный, кто может рассказать!
Вздохнув, он нетерпеливо отбросил кепи, присел рядом. Рослый мужчина в заставленной мебелью палате с нежеланной женой, от которой легко может избавиться законным путем, но он выполняет нравственный долг, заботится о сумасшедшей… Уже не в первый раз Лорел пожалела его.
Встретились на маленьком туристическом маршруте в горах Колорадо. Я с друзьями путешествовал, а ты с подружками-учительницами. Стояли мы втроем перед уличным лотком, ели горячую сладкую кукурузу. — Майкл потер морщины на лбу и откинулся на спинку дивана. — Вид у тебя был довольно трогательный, на подбородке висела капля растаявшего масла. Подружки твои пухленькие, глупенькие туристки заливаются хохотом, стоило к ним обратиться мужчине. Но ты держалась свободно, естественно, говорила тихо. В конце концов, после долгой пустой болтовни, наши группки объединились и вместе отправились гулять в парк, угостились там сладкой кукурузой, сэндвичами, а вечером в Денвере — пивом и пиццой. Довольно естественно мы разбились на пары, ты оказалась со мной.
— А какой я была?
— Волосы покороче, юбка подлиннее. Тихая, мечтательная. Я не анализировала тебя, хотя, может, как раз следовало.
— Как получилось, что мы поженились?
— Кто ж знает… такое просто случается. Наша часть стояла у Денвера. Встречались мы с тобой частенько, почти год, нам нравилось бывать вместе. Я и решил, что хочу, чтобы ты всегда была со мной. И мы поженились. Сняли квартиру рядом с твоей школой и…
— Погоди… мы любили друг друга?
Майкл зажег новую сигарету, но не затянулся, а просто уставился на горящий кончик.
— Любить, Лорел, глупое слово. Люди пользуются им, чтобы прикрыть сильные чувства или отсутствие их. Лично мне неведомо, что оно означает. Помню чувство гордости за тебя, ответственность… почему-то ты казалась ранимой… тебе словно бы требовалась защита. Мне было хорошо с тобой, по-другому, чем с другими. Не знаю, может, это и было началом, из которого что-то могло вырасти…
— А я? Любила тебя?
— Казалось, что да. — Майкл отвел глаза от сигареты и уставился в потолок. Тоже считал дырочки, чтобы не потерять терпение? Лорел чувствовала, как ему не терпится сбежать от нее, от событий, которые ей хотелось вспоминать, а ему — забыть.
— По-моему, сначала у тебя была школьная влюбленность в меня. В свои двадцать четыре ты была, скорее, девчонкой, чем женщиной. Так мне помнится теперь. А как оно было на самом деле, не знаю.
— Я была… неуравновешенной? — Лорел наблюдала, как на щеке у него задергался тик. Вот-вот Майкл сорвется.
— Иногда казалась подавленной происшествиями в школе. Ты очень активно участвовала в жизни своих учеников, их семейных проблемах. Мне казалось, от того, что ты хорошая учительница, чувствительная натура. Очень расстраивалась, когда я уехал во Вьетнам. Но и это представлялось вполне естественным. Едва я приехал туда, как ты написала, что беременна. В письмах особого счастья не прочитывалось. Мелькала бредовая идейка, будто ты не хочешь ребенка. Не хочешь, чтобы он жил в мире, где умирают от голода… всякое такое… но потом, вроде бы, смирилась. До последнего письма…
— Ты сохранил его?
— Нет. — Взяв кепи, Майкл встал у двери. — Я уже объяснил врачу, Лорел.
— Погоди! Скажи, что было в последнем письме?
Майкл вытер лоб платком.
Почта работала тогда не лучшим образом, — тихо, сдержанно, четко продолжал он. — В письмах ты требовала, чтобы я приехал домой. Ты боишься. Я посоветовал тебе — вызови мать ко времени рождения ребенка. Но в последнем письме ты написала, что вообще ничего не сообщала ей. Полное истерики письмо.
На следующий день со мной связался Красный Крест. Они желали узнать, как поступить с Джимми. Я дал им адрес твоих родителей и написал в больницу. Мне ответили: медсестра видела тебя, ты уходила по собственной воле. А через два года звонок из мотеля Феникса. Моя давно исчезнувшая жена… Ладно, Лорел… мне пора. — И он улетучился, не успела она и рта раскрыть.
Лорел оставалось сидеть, стараясь переварить факты, пока не заглянула медсестра напомнить: пора спать. Пожалуй, что в суде Лорел сказала правду…