Жена машиниста

Петр Савельич расслышал эти размышления жены, но смолчал.

– А паровоз наш где? – спросила Анна Гавриловна.

Старый механик покряхтел в тягостном чувстве.

– Машина в ремонт пошла! – ответил машинист. – Болящий палец ей вывернули, в топке связи потекли, и песку в песочнице не оказалось... Весь состав стал врастяжку на подъеме, его начали рвать вперед эти двое, Кондрат и его механик, и у них вышло происшествие, а тяги не получилось...

– Вот тебе раз! – воскликнула Анна Гавриловна. – Вот так сын Кондрат!

– Как же ты пальца-то не услыхал! – угрожающе сказал Кондрату Петр Савельич. – Ведь он стонал и кричал перед тем, как ему провернуться в гнезде!

– Форсировка большая была, – ответил Кондрат. – Гулко было, ничего не слыхать...

– Ах так! – произнес Петр Савельич. – Ну ладно, будешь сыном, я тебя научу. А так вы нам все машины покалечите!

Анна Гавриловна поняла своего мужа. Она отвернула одеяло, положенное на диване для Кондрата, я подстелила туда пододеяльник, а подушку сбила в руках для мягкости: пусть Кондрат спит удобно и нежно, если надо его считать сыном, а сердце затем само привыкнет его любить.

Когда Кондрат улегся и засопел в глубоком сне, Петр Савельич и Анна Гавриловна долго стояли над спящим Кондратом, рассматривая его юное, утомленное и доверчивое лицо, открытый рот и закрытые, запавшие глаза.

– Ты паровоз любишь, – произнес старый машинист, – и меня иногда вдобавок, надо и его любить.

Старая жена машиниста молчала.

– Когда я увидел, что машина у них совсем изуродовалась и заболела, – говорил и советовался с женой Петр Савельич, – я поругал машиниста, а Кондрату хотел уши нарвать, но потом передумал: пусть, думаю, живет, я его усыновлю и воспитаю, чтоб из него большой механик вышел...

Затем, вспомнив кое-что, старый машинист добавил:

– Ну вот что, поговорили – хватит. Ты поставь сейчас тесто, а завтра утром оладьев для Кондрата испечешь. Его надо хорошо питать!

– А я хотела бы блинцов напечь, Петр Савельич, – возразила жена.

Тут уж механик не стал спорить со своей женой.

1940