Жена моего босса

Он быстро, жадно целовал все ее лицо – упрямые глаза, золотистые брови, чуть припухшие губы, мочки ушей, виски, щеки, пульсирующую ямку на шее, голубоватые впадины под ключицами. Задыхаясь, он сдирал с нее дешевые китайские тряпочки, приникал горящим лицом к молочно-розовым соскам, к впалому животу, к выступающим косточкам бедер. Мял и ломал все это хрупкое, тоненькое, птичье тельце. Ни одну женщину он не желал так страстно, ни одной не добивался так долго, как этой вскрикивающей теперь в его руках девочки. Сердитая, неприветливая, маленькая, беззащитная – моя, теперь вся моя, не выпущу!

В ту ночь он впервые за последние месяцы уснул спокойно, уткнувшись лицом в ее нежно-прохладную грудь.

Через два месяца Ольга стала его женой. Счастливую тещу, позабывшую на радостях все свои недуги, Миша вскоре после свадьбы переправил к ее родной сестре в Эстонию, снабдив немаленькой ежемесячной рентой. Вместе с ней, совершив предварительно набег на Центральный «Детский мир» на Кузнецком, поехал и Юрка. А Оля поселилась теперь в Мишиной квартире, выходившей окнами на Патриарший пруд, внесла покой и уют в его холостяцкое жилище.

За все тринадцать лет, что прошли с той поры, Миша ни на минуту не переменился в своем чувстве к жене. Она была его девочкой, родной, маленькой, упрямой, временами злой, временами удивительно нежной. Он понимал, что Оля, мечтательница и фантазерка, вероятно, тяготится его образом жизни, страдает от каких-то несбывшихся надежд. Ну что ж, меняться ему было уже поздно, любил ее, как умел, все «настроения» жены относя к обычным бабским придурям. Разве ей мало было того, что он о ней заботится, никогда ни в чем не отказывает, потакает всем прихотям, даже клуб этот дурацкий разрешил открыть. Ну да, случались в его жизни, конечно, какие-то связи, сауны со шлюхами – положение обязывало как-никак. Но это же херня, обычные мужицкие развлечения – что б ни случилось, она всегда была для него единственной, самой важной, его счастливым талисманом, без которого ему и жить-то дальше было незачем.

Услышав от Дениса омерзительную, грязную сплетню о своей чистой, честной девочке, Миша едва не пристрелил поганца на месте. Тварь какая, а?! Его же хлеб ест, и на его же жену наговаривает… Потом внутри зародилось сомнение: а что, если правда? Он вспомнил, как видел Ольгу с Русланом, скачущих на лошадях через поле, вспомнил все эти ее частые отлучки в последнее время, как назло выпадавшие на те вечера, когда Руслана не было на месте.

Чернецкий понимал, что на обычную пошлую связь Оля бы не пошла. Значит, это у нее серьезно? Наверное, этот джигит, сука такая, смог пробудить в ней чувства – романтический герой, изгой, отшельник. Миша грязно выматерился.

Кажется, впервые за много лет ему стало страшно. Страшно оттого, что привычный уклад жизни оказался под угрозой, оттого, что женщина, которую он считал своей безраздельной собственностью, вздумала вдруг своевольничать, идти ему наперекор. Но страшнее всего было бы потерять ее…