Жена моего мужа

Карла паковала чемоданы – быстро, яростно. Нет, красные туфли она класть не будет, она в них поедет. Любимые духи – на удачу. Сначала в гостиницу, на эксклюзивное интервью, обещанное газете. Аванс пойдет на то, чтобы начать новую жизнь. Она свободна. Свободна!

Все получилось лучше, чем она смела мечтать. Бедненькая наивная Лили! Верит, что мир можно сделать лучше. Карла ее почти жалела. С другой стороны, Лили заслужила то, что с ней произошло. Пусть усвоит этот урок.

Присяжные ей поверили – Карла хорошо сыграла роль, однако в ее словах были вкрапления правды. Эд, разгоряченный вином и ревностью, схватился за нож. Она действительно его оттолкнула. Эд не удержался на ногах и упал, приложившись головой о стену. Карла схватила нож, защищаясь, и ударила, не целясь. Нож вошел Эду глубоко в бедро – из брючины торчала только зеленая ручка. А потом Карла бросилась бежать, на ходу зашвырнув перчатки в кусты.

Если бы она могла чистосердечно признаться в суде, что это была самооборона! Но многие знали, что они с Эдом не ладят – взять хоть последний громкий скандал на многолюдной вечеринке! А если бы ей не поверили? Нет, история о неизвестном злоумышленнике надежнее. Ведь это тоже правда – в дверях стоял мужчина, Карла смутно помнила, как пробежала мимо.

«Спасибо, что ты там стоял, незнакомец, – думала она. – Теперь на тебя можно повесить всю кровь и ужас».

Думать об этом было невыносимо. Единственный способ справиться с воспоминаниями – убедить себя, что все произошло так, как она рассказала на процессе. Жить своей жизнью. Она вместе с Поппи уедет в Штаты и построит жизнь заново вдали от любопытных итальянских и английских глаз. Юриспруденцию забросит – хватит с нее судов.

– Эй, ты!

Карла подскочила.

– Лили? Как вы сюда вошли?

Лили подбрасывала на ладони ключ, словно дразня Карлу.

– У меня есть запасной ключ. Это же раньше был мой дом, забыла? Прежде чем ты украла его и увела моего мужа. Надо было вам с Эдом сменить замки.

Карлу затрясло.

– У вас остался ключ?

Лили улыбнулась:

– Я одолжила его другу. Его-то ты и видела в дверях. Он сказал, что ты выбросила окровавленные перчатки, а он их подобрал в качестве улики.

– Вы лжете!

– Нет, – Лили говорила хладнокровно и с ужасающей уверенностью. – Не лгу.

Лили

Я приподняла пакет с перчатками.

– Видишь? Экспертиза подтвердит, что на них кровь Эда. И здесь ее куда больше, чем было у тебя на одежде. А еще на них осталась земля – ты пыталась избавиться от улики. Подозрительно, не правда ли?

– Вы не сможете ничего сделать! – засмеялась Карла. – Их нельзя использовать. Суд-то закончился!

– А ты, как я погляжу, не следишь за изменениями в уголовном кодексе. Видимо, гражданское право – твой потолок. Закон изменился уже несколько лет назад. Отчасти после того процесса, о котором я тебе рассказала – нарочно, к твоему сведению. Правило «дважды за одно преступление не судят» применяется теперь не всегда, особенно в случае появления новых улик. Например, ДНК. Все, что нужно, – отнести перчатки в полицию, и тебя будут судить снова. И на этот раз дадут пожизненное.

– Если вы так уверены, почему не пошли в полицию? – насмешливо спросила Карла.

Я уже понимала, что совершила ошибку.

– Хотела посмотреть тебе в глаза. Сказать, что́ я на самом деле о тебе думаю. – На глазах у меня выступили слезы. – Бедный Эд! Он не заслужил такой смерти, и ты заплатишь за это, Карла, пусть это будет последнее, что я сделаю в жи…

С горящими глазами она бросилась на меня с силой, которой я от нее не ожидала. Я оттолкнула ее, но споткнулась о стул красного дерева с плетеной спинкой, купленный мной когда-то на аукционе. Его Карла у меня тоже забрала.

Защищаясь, я резко выставила руки вперед – ключ и перчатки полетели в разные стороны.

Высверк металла.

Оглушительный грохот в ушах.

– Сейчас пять часов, и в эфире выпуск новостей…

Радиоприемник весело тараторит с соснового комода, заставленного фотографиями (отпуск, выпускной, свадьба). Рядом – красивое голубое с розовым блюдо и недопитая бутылка «Джека Дэниэлса» за поздравительной открыткой.

Пронзившая меня боль была настолько острой, что казалась нереальной. В мыслях промелькнула целая череда вопросов: что будет с Томом, если я умру? Кто его поймет? Как мама с папой переживут смерть второго ребенка?

Надо мной на стене висела картина с белым итальянским домиком, который очень украшают карабкающиеся по стенам бугенвиллеи, – память о медовом месяце. Эту картину мне помог нарисовать Эд.