И пусть пока Перси поехал домой без нас, и мы снова расставались на пороге квартиры — всё изменилось.
Я излечилась, отпустила, перешагнула.
Я узнала столько вещей, которыми природа наградила только мужчин.
Например, у них феноменальная скорость реакции. Что бы и когда я в него ни кидала, если Сергей не поддавался, он всегда или уворачивался, или ловил.
Мужчины почти неуязвимы перед болью. Они легче справляются с ранами и переломами и могут справиться с любой болью, но им нужна сильная мотивация: выстоять, победить, выжить. По крайней мере именно так он говорил, рассказывая о своих шрамах, что, когда их получил, почти ничего не чувствовал.
Но перед некоторыми пыткам он был бессилен.
Зря он учил меня делать минет.
— Забудь кто ты, что ты. Стыд, неловкость, скромность, страх — всё забудь. Сейчас ты рождена для того, чтобы сосать член, — поучал он, ещё не зная, что ему грозит. — Только для этого. Сейчас есть только ты и он.
И я старалась.
— Так, опусти руку, — смотрел он на меня, стоящую на коленях, сверху. — Не надо тянуть его вниз. Видишь, как он стоит сам. Вот это положение и сохраняй. Если тянуть вниз — в разы теряется чувствительность. А значит и удовольствие. А мы всё это делаем разве не для него?
И я внимала.
Но снова он меня остановил.
— А сейчас главный секрет. Глубокий минет, конечно, хорошо. Но хорошо для порнофильмов. Самое чувствительное место члена — уздечка. Без рук, без заглатывания, просто лаская уздечку, можно добиться куда большего эффекта, потому что она как клитор.
Зря он это сказал. Я была хорошей ученицей.
Точку невозврата, когда уже неважно, что я буду делать дальше — он кончит всё равно, мы прошли через пару минут.
И вот когда, упав спиной на диван, он пребывал в нирване, я узнала, что не так уж он и неуязвим. Например, он расстроился, что мне пришлось оставить свою фамилию.
— Да, я понимаю, что так было надо. И я сам настоял, что ты не должна менять ни паспорт, ни фамилию. Меня посадили, все документы были выписаны на Евгению Мелецкую, — он тяжело вздохнул. — Но я бы хотел, чтобы ты была…
— Моцарт? — засмеялась я.
— Ну да, ты Моцарт, я Моцарт и к чёрту это всё, — прижал он меня к себе.
Не скрою, удивил.
Но и я не осталась в долгу — тоже его удивила.
— Не закрывай глаза, — прошептала я, когда он вдавил меня в кровать сверху.
— Я никогда не закрываю, — посмотрел он на меня с любопытством. — Но, скажи, где этому научилась ты?
Я, конечно, не призналась.
Это было неважно. Важно было то, что он меня всё же покорил.
Влюбил. Увлёк. Зачаровал.
Заново. Снова. Опять.
Хоть мне и не хотелось так быстро сдаваться.
— Увидимся завтра? — вставила я ключ в дверь.
— Если у меня будет время, — он демонстративно посмотрел на часы и ведь даже, сволочь, не улыбнулся. — Я позвоню, — открыл свою дверь.
— Может, я буду на связи, — пожала я плечами, вошла в свою квартиру и замерла.
Он не закрыл дверь? Я не услышала хлопок.
Сделала шаг назад… и попалась.
Оказалась в его объятиях.
— До завтра? — заглянул он в глаза, оставив на моих губах пронзительно нежный поцелуй.
— Да, — кивнула я и… не закрыла на ночь балконную дверь.
И пусть он не пришёл, сбежать от него в отместку, как я надеялась на следующий день, после второй пары, у меня не поучилось.
Увидев, что никого нет в вестибюле, я выскочила из здания университета на улицу.
И увидела Моцарта, стоящего у машины.
— Обожаю твою спонтанность, — улыбнулся он, когда я запрыгнула на него с разбега и повисла на шее. — Как латынь?
— Сдала. На пять.
— Я в тебе никогда не сомневался, — потёрся он своим холодный носом о мой.
— А ты разве не должен быть на заседании?
— Должен. Но девушка, что оставила для меня открытой балконную дверь, заслуживает того, чтобы её… сводили в кино.
Вообще-то я собиралась позвонить Кирке. Но какая Кирка! Какие чёртовы тайны прошлого! Как же хотелось жить здесь и сейчас! Как хотелось просто наслаждаться тем, что у нас есть и ни о чём больше не думать!
У меня получилось не думать ровно до конца сеанса.
— Неплохой боевичок, забористый, — оценил фильм Моцарт, возвращая на место стереоочки, и посмотрел на часы. — Но тебя уже минут пятнадцать ждёт в офисе господин Шахманов.
— Вот ты сволочь! — возмутилась я, ткнув его кулачком в бок. — А раньше нельзя было сказать?
— Зачем? — улыбнулся он. — Чтобы ты нервничала? А сейчас у тебя такой правильный настрой.
Глава 42. Евгения
— Но я же не знаю, что ему говорить. Не знаю, как себя вести. Не знаю…
— Всё ты знаешь, душа моя, — улыбнулся Моцарт, когда я невольно расправила плечи, и открыл дверь в зал заседаний.
Нет, Шахманов не подпрыгнул мне навстречу.
Развалившись в кресле как наглый упитанный кот, он лениво снял свои дорогущие очки с пантерами на заушниках, дыхнул в них, потёр вынутой из кармана тряпочкой. Вернул очки на нос, тряпочку в карман и лениво встал, ровно в тот момент, как я пересекла огромный зал.
— Евгения Игоревна, — произнёс он так, словно подобострастно согнулся. На самом деле лишь слегка склонил голову.
— Модест Спартакович, — учтиво кивнула я и жестом пригласила его пересесть ближе к моему креслу во главе стола. На что он вальяжно парировал: