Жена мудреца (Новеллы и повести)

Кровавые перипетии войны увлекли Дионисию вслед за возлюбленным в глубь вражеской страны; ей приходилось и спать на выжженной и опустошенной земле, и вскакивать в седло по сигналу боевой трубы, и видеть, как рядом падают убитые; раненная в висок, она несколько суток провалялась среди стонущих и умирающих в каком-то покосившемся сарае, не имея никаких вестей от графа. Она выздоровела, встретилась с любимым, подобно ей, едва оправившимся от ран. Он уже горел нетерпением вновь ринуться в бой и в канун решающей битвы возглавил свой поредевший полк. На рассвете она уже мчалась рядом с ним в гущу схватки, поровну деля и опасность, и бранную славу, а после сражения привезла в лагерь добытое вместе с ним вражеское знамя. В ночь, последовавшую за днем победы, вдвойне темную и душную под беззвездным небом и тяжелыми складками шатра, Дионисия впервые с начала войны разделила ложе молодого графа в качестве его супруги. Утром они снова вышли из шатра как товарищи по оружию; их встретили восторженными приветствиями. Спокойно сияло солнце над долиной, а вдали, в поле, посреди развевающихся плюмажей и сверкающих клинков, угадывалось присутствие владетельного князя. Вдруг вместо ожидаемого мирного посольства из-за небольшого холма, за которым стоял противник, поднялись клубы пыли — несомненный признак близкой атаки. Пыльное облако перевалило через холм, послышались звуки боевых фанфар и труб, и в долину скатилась лавина бешеных всадников на вороных конях. Ошеломленное столь внезапным нападением войско быстро изготовилось к защите, но вскоре выяснилось, что в эту безумную атаку ринулась лишь небольшая кучка молодых смельчаков; не желая принять позорный мир, они предпочли сложить свои юные головы на поле брани. Однако остальные их не поддержали, и вскоре горстку храбрецов окружили и перебили всех до единого. Но они не даром отдали свою жизнь; среди тех, кто пал, отражая их отчаянную атаку, оказался и молодой граф. Дионисия положила его голову к себе на колени; и когда последние капли из кровоточащей раны на его челе еще сочились меж ее застывших пальцев, вокруг на холмах уже развевались белые флаги, а ликующие звуки фанфар возвещали окончание военных действий. Когда же глаза возлюбленного закрылись навеки, до ее ушей донеслись радостные клики, возвещающие мир. Но подле Дионисии даже самая бурная и безудержная радость меркла. Счастливые и опьяненные победой люди невольно старались держаться подальше от нее. Даже князь, к полудню прибывший на поле боя, не решился приблизиться к недвижимо застывшей в своих доспехах несчастной и приветствовал ее с почтительного расстояния; густые пряди ее распущенных волос закрыли тело покойного иссиня-черным саваном. Лишь на исходе дня она поднялась, охватила руками дорогого покойника и с нечеловеческой силой взвалила облаченное в тяжелые доспехи тело любимого на седло его боевого коня. Потом вскочила на своего и дала шпоры; конь графа по привычке двинулся за ней, неся на спине труп своего господина; при общем молчании зловещая пара помчалась прочь от двинувшихся в обратный путь войск. Ее проводили испуганно-сочувственными взглядами. Но когда Дионисия достигла границ своей страны и увидела на горизонте городские башни, она свернула на знакомую тропинку, ведущую к заброшенному охотничьему домику. Казалось, он ожидал ее, распахнув навстречу дверь; она спешилась, отвязала от седла своего мертвого спутника, выкопала яму, опустила туда труп возлюбленного вместе с мечом, шлемом и панцирем и забросала могилу землей. Лишь покончив с этим, она сбросила доспехи и погрузилась в глубокий, длившийся три дня и три ночи сон. Когда она проснулась, у изголовья стояла мать молодого графа; молча поцеловала та руку женщины, проводившей в последний путь ее сына.

VI

Отшумела осень, пролетела зима. Дионисия знала, что с той ночи перед последней битвой в ее чреве зародилась новая жизнь; это связало ее новыми и прочными узами и с покойным графом, и с самой жизнью.

Весной она произвела на свет сына, и когда он в первый раз прильнул к ее груди, лицо Дионисии впервые засветилось улыбкой радости. Мать графа, его родственники, даже сам князь возложили к колыбели новорожденного дорогие дары. И когда Дионисия достаточно окрепла, чтобы выйти из своей комнаты, ей впервые захотелось вновь облачиться в светлое платье; она вдруг ощутила прелесть ясного теплого дня, напоенного ароматами цветов и словно окутавшего ее прозрачными благоухающими одеждами. Над ее юной главой, которая таила в себе уже так много забытых или памятных воспоминаний, раскинулось голубое небо новой весны. Еще не решаясь окунуться в поток мирской суеты, она, однако, уже позволила ему плескаться у своих ног: в день какого-то праздника на лесной поляне неподалеку от ее домика селяне водили хоровод, и она увлеклась этим зрелищем.