— Как? — округляет глаза, похлопав ресницами. — Я же сказала. Отпустите Симу, не насилуйте ее тонкие чувства и душевную организацию. Не ломайте девочку… Она — ангел. Достойна лучшей жизни и настоящих чувств. Я виновата перед ней и готова остаться в качестве замены…
Сука. Больше мыслей не приходит. Но не хочу раньше времени показывать, что ее игры для меня проще, чем семечки.
— По делу будет видно, — говорю сухо. — Сначала — деньги, документы и Баженов на блюдечке. Потом я подумаю над твоим предложением…
— Вы не разочаруетесь! — пообещала.
Ксана нечаянно на миг прильнула к моему телу пышной грудью, протискиваясь через дверной проем.
Проходим через большой холл. В голове крутится: надо бы с Серафимой проститься, рассказать ей, что уезжаю и оставляю одну ненадолго. Что всеми мыслями — рядом с ней, а желаниями — в особенности.
— Выходи, — толкаю ладонью дверь. — Садись в машину. Сейчас приду.
Краем глаза замечаю движение на лестнице. Еще не посмотрел прямо, но знаю, что это Серафима. Опередила меня! Выбежала…
— Багратов, постой! Мне нужно тебе кое-что сказать!
Ксана напрягается, услышав голос Серафимы, пытается прильнуть к телу. Сестра Серафимы изображает слабость и неумение держаться на ногах. Рисует недомогание, а сама так нечаянно и совершенно незаметно чиркает попой возле моих бедер. Знаю я такие фокусы.
— Тимур, прошу. Одну минуту! — настойчиво требует Серафима.
— Знаешь, Фимочка, ты сейчас очень сильно невовремя. У нас с Тимуром Дамировичем есть очень важное дело. Очень… — вставляет свои пять копеек. — От этого зависит наша судьба. Дело ждать не может!
— Так и есть, — соглашаюсь. Киваю охраннику: — Отведи Ксану в машину, я скоро приду.
Глава 13
Всей спиной чувствую негодующие взгляды Ксаны! На миг полыхнула недовольством, а потом снова придала себе смиренный вид. Змея еще та!
— Чего тебе, Серафима?
Моя женушка стоит на последней ступеньке лестницы и нервно теребит кончик косы. На миг меня кидает в прошлое, когда я впервые увидел ее вблизи, в опустевшем доме Баженовых. Тогда она была опоена, немного не в себе. Но даже тогда поразила и зацепила чем-то особенным.
Сейчас в ней многое изменилось. Чувствую ее как никто другой.
— Тимур… — снова зовет по имени.
— Да.
Делает шаг вперед. Тянет к ней неудержимо. В сто раз сильнее, чем магнитом. Замираю рядом. Она на ступеньку выше, все равно немного ниже меня, чуть-чуть задирает голову вверх, чтобы посмотреть мне в глаза.
— Ну? Чего хотела сказать?
Серафима вздрагивает, одной рукой продолжает теребить косу, второй обхватывает себя за плечо.
— Тебе холодно? Тогда чего вышла в сорочке? Иди спать, уже поздно, Мышонок.
Серафима смотрит долгим взглядом мне за спину, на дверь, за которой увели Ксану.
— Вы долго беседовали. Очень долго. Договорились?
— Можно сказать и так. Ксана покажет, где Баженов припрятал ценное.
— Хочет откупиться.
— Да.
— Ты на это пойдешь?
— Если ты про деньги Баженова, то знай, я не откажусь. Как-никак, он мне крупно должен. Возьму все, что смогу.
— Ясно. А…
— Иди спать, Серафима.
Сбрасываю с плеч пиджак, набросив на ее худенькие плечи. Совсем она что-то поникшая. Грустно видеть ее такой.
— Пошли, я проведу тебя в спальню…
Приобнимаю за плечи, медленно поднимаясь с ней по лестнице.
Чувствую, что она думает о чем-то, собирается с мыслями, чтобы сказать. Гадаю… Полон предвкушения. Мне нравится это затаенное ожидание, когда нервы так натягиваются и звенят, всегда пытаюсь угадать, что она выкинет или скажет. Иногда получается угадать, но чаще всего она меня удивляет.
Замираем возле двери нашей спальни.
— Говори, что хотела, Серафима. Уже поздно, тебе пора спать, а мне нужно решить еще целую кучу дел.
Мне просто горячо во всем теле. Приятный жар будоражит сердце, плавит эмоции и мысли.
— Запомни, я считаю тебя своим мужем. Своим мужчиной! — торопливо говорит Серафима, вцепившись за мою рубашку.
От резкого жеста пиджак соскальзывает с ее плеч. Торопливо хватаю, чтобы удержать его, но выходит, что пальцы хватают лишь пустоту, а потом ложатся на талию. Так уверенно и правильно. Легкий нажим — она сама ко мне прильнула, может быть, даже не осознает, насколько близко. Насколько сильно волнует мою кровь!
— Тогда почему прямо не скажешь перед сестрой, чтобы лезть не смела? — усмехаюсь.
— Вот еще! — фыркает. — Я лишь считаю нужным напомнить тебе, что верность должна работать в обе стороны.
— Верность. Звучит многообещающе, может быть, еще что-нибудь к верности прилагается? Жаркие поцелуи или кое-что большее? На дорожку, — улыбаюсь.
Останавливает ладонью…
— На дорожку! — сощурила свои глаза с полыхающим взглядом. — Червячка заморить захотел?
— Скорее, питона особо крупных размеров.
Серафима пытается сдержать губы плотной линией, но щечки розовеют, и на пухлых губах рождается улыбка — робкая, смущенная и жутко довольная. Ей нравится играть намеками. Ее будоражит, и меня… Меня это тоже сильно заводит! Прибираю желанную к своим рукам.
— Стой, — останавливает узкой ладонью. — Ты ничего не обещал! Не сказал.
— Тебе мое слово нужно?