Жена на замену

Рэй, чувствуя, что мне не по себе, подошёл и обнял со спины. А отец, видимо, осознав, что ему тут никто не поможет, бросил на меня несчастный взгляд, и начал рассказывать:

— Когда я впервые увидел Лейелеринн, мне показалось, что у меня пропал дар речи. Никогда ни до неё, ни после я не видел в эльфийках женщин, и не испытывал такого сильного желания прикоснуться, — это прозвучало неожиданно романтично, но Лейе только скривилась с отвращением. — Однако, это были греховные мысли. Светлейший учит нас, что люди должны быть лишь с себе подобными, и не испытывать страсти к инородцам.

После этой фразы скривилась уже я. Вот я кто для тебя, отец. Инородец, получившийся в результате «греховной» связи. Просто восхитительно, всю жизнь мечтала об этом узнать. Объятия Рэя стали крепче, и на мгновение мне даже показалось, что он зло рычит, словно не человек, а дикий зверь. Не знаю, как бы я дальше выслушивала эту грязь, если бы не муж. Только его поддержка и давала силы молча внимать совсем не светлой родительской истории.

— Я оказался слаб, — продолжал отец. — И у нас случился роман, который безмерно меня удивлял. Я никогда не думал, что эльфийка может ответить на ухаживания жалкого человечишки, тем более такая могущественная. Но я чем-то привлёк её внимание…

Глава 34.6

— Сама теперь задаюсь вопросом, чем, — презрительно бросила Лейе. — Видимо, это было нужно Матери исключительно ради того, чтобы Коринна появилась на свет.

— Разумеется, я не говорил ей о Белинде — ни одна, ни другая меня бы не поняли, а я был уверен, что Лейе всё расскажет жене. И скорее всего до того, как от меня останется кучка пепла, — действительно, изменять жене надо так, чтобы она ничего не знала.

— Ну, в проницательности тебе не откажешь, милый мой, — криво усмехнулась Лейе.

Я поёжилась. Кажется, честный рассказ отца нравился ей не больше моего. Может даже и меньше.

— Так продолжалось больше двух лет. Я много раз давал себе зарок бросить это эльфийское наваждение, ходил в единственный храм Светлейшего, какой есть в Заморской Империи. Но у меня не получалось. Лейе была как глоток свежего воздуха, как ураган, как вихрь! Белинда казалась мне жалким подобием, и от того я чувствовал себя ещё хуже. Но я не думал, что Лейе понесёт дитя. Если бы я вообще предполагал, что это может случиться, я никогда бы к ней не притронулся!

— Какая неожиданность, от плотской любви без зелий для остановки зачатия — бывают дети, — закатил глаза Рэйнер. И погладил меня по спине. Я вдруг осознала, что мелко дрожу, пока отец добирается в своём рассказе до изначальной сути вопроса. Нет, я определённо не знаю, как вынесла бы эти отцовские признания без его поддержки. Наверное, просто никак?

— Я думал, что раз дети у эльфиек рождаются редко, то нам это точно не грозит. Вряд ли я был её единственным любовником за полторы сотни лет, эльфы все распущенные, — усмехнулся отец, не глядя, впрочем, на Лейе.

У той в глазах что-то мелькнуло, отчего я вывернулась из рук Рэя и крепко обняла её. Она не отстранилась, но её била знакомая мне мелкая дрожь, не слишком заметная глазу. Наверняка на самом деле если она с кем и была, кроме отца, то это было для неё большой редкостью. А он с ней… так. Я мрачно процедила:

— Распутники и лжецы всегда винят других в своих грехах.

Теперь вздрогнул уже отец. Но ответить мне то ли не мог, то ли не хотел. И продолжил свою принудительную исповедь:

— Когда Лейе сказала о ребёнке, это была уже почти середина беременности — она тоже не знала, что так случится. И я понял, что это знак. Моя греховность переполнила чашу терпения Светлейшего, и он проклял меня полукровным отродьем. Но ведь любой грех можно искупить, верно? Кроме того, я обязан был признаться Белинде в своих преступлениях. Эта чистая и светлая душа не заслужила тонуть во лжи. Поэтому я принял решение забрать отродье и воспитать его в истинной вере. Разумеется, Лейе никогда в жизни не позволила бы мне это. Спасение души — не то, чего желают наводнившие мир паразиты, наши души для них помеха, без них всё Соцветие, а с ним и весь Айэхем начнут принадлежать этим тварям.

Я сглотнула подступившую тошноту. Мне казалось, отец любил меня, а я была лишь… искуплением грехов. И «отродьем». Которое использовали, чтобы рассказать жене об интрижке, и чтобы оправдаться перед своим божеством. И это самое божество ничего ему не сделало. Выходило, с точки зрения Светлейшего этот человек поступил правильно?

Рэйнер снова обнимал меня, а Лейе не смотрела на моего папашу, она сжимала мои ладони в своих, и, кажется, пыталась поддержать. В глазах её светилась тревога и боль, наверное, та же самая, что и в моих. Какая же мерзость…

Никогда в жизни я больше не помяну имя этого недобога. Не знаю, буду ли я вообще молиться хоть кому-нибудь, но этой твари не буду точно. Верные последователи Светлейшего внушали мне слишком сильное отвращение. А отец, конечно, продолжал говорить: