Жена Наследника

Старушка — по иронии судьбы, её тоже звали Агата — Агата Смит, когда то была учительницей английского языка в средней школе Виржинии. Одинокая женщина, находясь на пенсии, давно похоронила всех своих родных, и, оставшись на белом свете одна, выращивала цветы и заботилась о четырех котах… Видимо, психика женщины не выдержала вторжения — а потому она просто отрицала факт того, что привычный для неё мир был разрушен. Она продолжала жить «привычной жизнью», здороваясь с призраками в опустевших домах, сетуя на ремонт в ближайших магазинах (не работают!) и мыла, мыла, мыла… У неё в квартире был идеальный порядок — каждая вещь лежала ровненько, каждый уголок мебели протирался заботливой хозяйкой по нескольку раз в день…

Психопоги, которым мы рассказали про встреченную старушку. объясняли это какими — то мудреными словами (которые я так и не смогла перевести на русский) и советовали нам со Стивом не сильно настаивать на перевозе Агаты в лагерь Сопротивления. Слишком растерянная, слишком слабая и слишком пожилая — она была бы только обузой… Да в районе, где жила Агата, банды замечены не были.

Мы со Стивом навещали старушку — учительницу почти каждый день, принося с собой консервы из супермаркетов поблизости, иногда добавляя к этому свежие продукты, захваченные из лагеря — молоко, свежее мясо. яйца…Считая нас за социальных агентов, работающих от правительства, Агата то и депо обещала позвонить нашему менеджеру и похвалить трудолюбивых сотрудников. О том, что телефоны — любые телефоны — давно не работали — её не смущало…

А однажды дверь в квартиру старушки оказалась выбита — и лишь испуганные коты, как приведения, прятались по углам.

Котов я потом пристроила в лагере беженцев — психологи одобряли домашних животных в качестве дополнительной психологической помощи… А вот Агату Смит забыть я не могла, виня себя в том, что не предприняла достаточно усилий для её спасения.

Я ведь могла её уговорить, могла настоять… И тогда уже Стив, обеспокоенный моим состоянием, отвёз меня к специалистам. Несмотря на достаточно молодой возраст, я была хорошим «полевым» агентом, а Сопротивление хорошо заботилось о нужных им людях… да и Шон — один из лидеров Сопротивления — всегда справлялся обо мне во время радио связи.

Психопоги тогда на пальцах объяснили одной недалекой русской девице, что не всех людей можно спасти. Бывают смертельные ранения в тело — а бывают ментальные ранения (этот термин использовали психологи), неминуемо ведущие человека к гибели.

В обоих случаях, ранение несовместимо с жизнью, и остаётся лишь достойно проводить человека.

Тогда я долго гнала от себя одну мысль, которая преследовала меня днями и ночами — в моменты бодрствования и моменты сна — в каком состоянии была я, когда Кейн ворвался в зал для случек?

Я помнила его вмешательство в мои мысли, его голос, успокаивающий меня под шёпот теплого гавайского ветерка — и не помнила ничего остального… Как сильно он тогда мне помог?

— Я лишь убрал стресс и чрезмерные переживания, — ответил Кейн, подслушав то, о чём я думаю. — Больше ничего.

— Мы об этом с тобой никогда не говорили, — заметила я.

— Надо когда — то начинать, — кивнул Кейн, опустил ладонь на мой живот Я понимала, что он хочет этим сказать: мы уже не два отдельных человека, мы — семья, будущие родители общего малыша.

— Который будет сильным рашианином, — кивнул Кейн. — Для твоего ребенка естественным будет мир Рашиана, и устои Рашиана. Отрицая или не принимая их, ты будешь отрицать собственное дитя.

— Я не отрицаю ваше общество… Ты же видишь, я пытаюсь влиться…

Кейн криво усмехнулся.

— И всё равно в глубине души ненавидишь нас.

— Я люблю тебя.

— Но ненавидишь империю.

— Ты же видел мои воспоминания, — пожала я плечами. Кейн кивнул. — И как после этого к вам относится?

— А как твоя сестра относится к своему мужу? Он ведь у неё из Германии — а ваша область меньше столетия назад вела кровопролитную войну с Германией.

— Не область, а страна, — поправила я Кейна.

Муж передёрнул плечами.

— Смысл от этого не меняется. Как твоя Юлька принимает любовь человека, чьи родные выжигали вашу землю и твоих же родных; издевались над ними и мечтали вообще уничтожить вас как народ. Как она это принимает? И как это принимаешь ты?

Я растерянно посмотрела Кейну в глаза.

— Это было давно…

— Меньше столетия назад, — фыркнул супруг, высокомерно посмотрев на меня. — Тебе, значит, надо просто больше времени?

— Да…Нет… Дело не в этом.

— А в чём?

— В Германии тогда был чудовищный режим, которыи презирал большинство рас. Его свергли.

— А пюди? — продолжал допытываться Кейн. — Люди были теми же?

— Их зомбировали.

— Интересно, чем?

— Агитация, масс — медиа, пропаганда, — я говорила и сама не верила в то, что говорю. Какая должна быть пропаганда, чтобы взроспые мужчины травили газом детей?