В памяти снова всплыл образ Тибальда — наглого, злоязычного, притягательного. Эрени представила его рядом с сестрой. Нальдани, такая чувственная и обворожительная, будто бы источала чарующие флюиды страсти. А Эрени вдруг увидела то, что стояло за этой чувственностью. То, что роднило сестру и брата.
Их образы вдруг оформились в ее сознании в две кристальные структуры — жесткие и холодные. Она вспомнила строки древнего манускрипта: «Все живое произошло от двух высших сущностей — Облака и Кристалла. Природа Облака — отдавать. Растворять себя в присутствующем, дарить безвозмездно, не ожидая ни благодарности, ни вознаграждения. Природа Кристалла — поглощать и захватывать. Облако уподобляется всему сущему, Кристалл уподобляет сущее себе. Он овладевает и подчиняет сущее, делает его таким же твердым, каким является сам».
Эрени представила Тибальда и его сестру Кристаллами. Захватить, уподобить себе, навязать свои условия и правила игры — вот чем жили оба. Отчего же тогда, если она ясно видела их природу, ее притягивал холодный кристаллический Тибальд? Это противоречие терзало ее, не давало покоя.
Эрени посмотрела на спутницу со скрытой завистью. Вот уж кто не мучается противоречиями. Лесс идеальна в своей прямоте. Думает то, что чувствует, никаких расхождений. Если ненавидит — то ненавидит. Если вожделеет — то вожделеет. Никакие помыслы для нее не постыдны. На миг Эрени пожелала себе хоть чуточку ее дикарства.
Эрени была почти права в оценке Лесс. Внутренние противоречия и впрямь были неведомы дикарке хевья. По крайней мере, между думать и чувствовать. А вот между думать и говорить, чувствовать и делать — расхождений немеряно.
Как скрыть свои мысли, чувства и намерения от ненавистных врагов-глотта — вот что было нелегкой задачей для Лесс. Как притворяться добренькой и послушной в течение этого месяца, как не выдать желание разорвать их в клочья немедленно. Не больно-то она преуспевала в этом. А то, что происходило с Лесс сейчас, во время этой прогулки, ей было особенно важно утаить.
Пока Эрени пикировалась с Тибальдом, Лесс вставила пару оскорблений… а потом наглый белобрысый глотта вылетел у нее из головы. Она увидела молодого мужчину — своего соплеменника-хевья, который сметал с аллеи упавшие листья. В городе глотта вся черная работа выполнялась хевья. Например, уборка домов и улиц.
Лесс узнала, что раньше, в незапамятные времена, этим занимались маги-глотта. Но с тех пор, как хевья стали приходить в города глотта, им понадобилось чем-то платить за право питаться благами чужеземной цивилизации. И предложить они могли только свой труд.
Глотта охотно приняли эту плату, доверили грязную работу хевья, а сами занялись всякой ерундой. Эрени называла это «научные изыскания», «размышления о сути бытия» и «творчество». Для Лесс все это было одним — чушью, на которую чужаки нашли время после того, как хевья избавили их от ручного труда. Как паразиты, они развивались благодаря работе хевья.
И вот, пока два бездельника — Тибальд и Эрени — состязались в пустословии, Лесс вперилась в дворника, который выметал листья с аллеи за их спинами. Молодой смуглый парень несколькими годами старше Лесс. Когда она только обратила на него взгляд, увидела простого трудягу по сравнению с тунеядцами глотта.
А потом парень поднял голову и посмотрел прямо на нее. Сверкнули карие глаза под густой челкой. Лесс узнала его мгновенно. Крам. А она ведь уже стала забывать милёнка. Лишь порой темными одинокими ночами тосковала по его ласкам — половинчатым, никогда не дававшим полного удовлетворения, но все же ласкам. Думала, что и он забыл ее, нашел другую девицу. Без заклятия на целомудрии. Но он не забыл. Явился, как обещал.
Глава 8. Крам
На следующий день с утреца пораньше я помчалась на ту улицу, где вчера заприметила Крама. В доме сказала — Фросаху пойду помолюсь. Хорошо хоть, муженек не держал меня в четырех стенах, отпускал погулять. Чаще с Медовой Гривой, но в последнее время и одной разрешил выходить. Как язык малясь подучила.
Крама я нашла скоро. Теперь он не листья сметал, а протирал фонари. Увидев меня, подмигнул и дал знак следовать за собой. Я поплелась за ним, делая вид, что праздно бреду по улице. Как будто бы делать больше нечего спозаранку, кроме как гулять.
Шли мы почти до городской стены, а там Крам развернулся, схватил меня и затащил в какой-то странный закуток, выдолбленный прямо в стене. Там хранились метелки, щетки, тряпки и другие штукенции, которыми хевья подчищали грязь за глотта. Крам нагло облапил меня, запустил ручищи под платье, начал теребить грудь и попытался поцеловать. Я оттолкнула его.
— Эй, чего это ты?! Ни привет, ни здрасьте!
— Лесс, детка, мы же столько не виделись! Я так соскучился!
— Вежливым надо быть.
— Ишь ты! Настоящая глотта стала. Вежливым, значит. Ну и как, муженек с тобой вежлив в койке? Колдунство снял свое? Можно теперь тебя того?
— Ничего он не снял.
Я помахала рукой с проклятым колечком, которое так и держалось на пальце.
— Вот хра пещерный.