Жена (не) подарок

И куда теперь идти? В душе нестерпимо громко и отчаянно выли волки, и очень хотелось завыть с ними вслух...

Я машинально провожала прохожих пустым взглядом, рассматривала трещинки на лавочке, а потом подняла взгляд на стоявший чуть поодаль большой билборд.

Оттуда на меня смотрел улыбающийся розовощекий малыш. «Поможем детям вместе!» — гласила надпись.

«Поможем... детям... детям... поможем...»

Вот не зря говорят: если перед тобой закрылась одна дверь, где-то точно открылась другая.

Волки внутри притихли.

Я вздохнула полной грудью и даже немного распрямила плечи. Кажется, проблема с жильем решена — хотя бы на первое время.

Глава 6

Я смотрела на небольшой, покрытый голубой краской домик с резными ставнями и нервно кусала губы. Небольшое строение в лучах заката казалось немного сказочным.

Жаль, не под стать моему настроению.

Интересно, дома ли няня? Дозвониться ей я так и не смогла, пришлось сразу ехать.

Я прикипела к строгой, но чуткой воспитательнице как раз после случая с обидной обзывалкой. Она ко мне тоже прикипела, хоть и старалась не выставлять это напоказ, не выделять среди остальных детей.

Елизавета Марковна в тот день заглянула мне прямо в душу, погладила по волосам и заявила:

— Людочка, нужно быть очень сильной, чтобы никто не мог тебя обидеть. — Чуть качнула головой и добавила: — И умной, чтобы выбиться в люди.

Эти наставления запомнились мне на всю жизнь.

Я вообще была обязана няне очень многим. Помню, как она украдкой прижимала меня к своей пышной груди, когда никто не видел. А я крепко обнимала ее своими тонкими ручонками в ответ, чувствовала ее тепло и млела, таяла от этой нехитрой ласки, словно апрельская сосулька. Каждое такое объятие потом еще долго лелеяла и смаковала ночами.

И теперь мне было немного совестно. Ладно, много.

Я не звонила Елизавете Марковне уже несколько месяцев, хотя до этого обязательно разговаривали каждую неделю. И в гости давненько к ней не наведывалась. Не знаю, как так получилось. Преддипломная суета затянула.

А тут нате вам, явилась не запылилась: «Пустите пожить!»

Ее муж, дядя Егор, конечно, не обрадуется. Он вообще почему-то не очень любил, когда жена общалась с кем-то из бывших воспитанников.

Однако попытка не пытка, так? Даже неделя в моей ситуации — уже дар небес. А уж косые взгляды дяди Егора я как-нибудь переживу. Главное, чтобы няня пустила.

Я скрестила пальцы на левой руке, а правой робко потянулась к звонку справа от калитки, пару секунд помедлила и нажала на кнопку.

Время шло, а открывать никто не спешил.

Когда уже собралась уйти, входная дверь скрипнула.

— Иду-иду! — звонко прокричала Елизавета Марковна.

Она приложила ладонь козырьком ко лбу, чтобы увидеть визитера сквозь лучи уходящего солнца.

Наверное, так и не смогла разглядеть, потому что ахнула, открыв калитку:

— Милочка?! Девочка моя!

Я бросилась к ней в объятия. И не сдержала слез.

Да что ж такое-то? Я за последние сутки рыдала больше, чем за последние лет десять вместе взятые!

«Соберись!» — приказала себе мысленно и улыбнулась няне сквозь слезы.

— Что такое? Что произошло? Ой, что ж мы стоим? — всплеснула руками та. — Пойдем в дом, там все и расскажешь.

— Дядя Егор не будет против?

— А нет его уж больше двух месяцев.

Я побледнела. То-то в светло-каштановых прядях стало больше седины, а в уголках  глубоких карих глаз — больше морщин.

Неужто он умер, а я и не в курсе? Ничем не помогла, никак не поддержала. Хороша воспитанница, ничего не скажешь. Елизавета Марковна сразу поняла мой взгляд, замахала руками:

— Типун тебе на язык! Живой он. Уехал в другой город, денег подзаработать на стройке. Да пойдем скорее, расскажешь, что у тебя приключилось.

Она приобняла меня за плечи и повела внутрь, на кухню.

Там ничего не изменилось. Все тот же коричневый кухонный гарнитур, старенький дребезжащий холодильник, светло-голубые занавески на окне и фиалки на подоконнике.

— Садись за стол, —  приказала няня, а сама захлопотала по кухне, — сейчас заварю чайку, борщ погрею. Что у тебя случилось?

И я рассказала. Про Олега и Кристину.

— Бедная моя девочка, — закачала головой Елизавета Марковна, заохала. — Что ж за несправедливость такая вселенская? Я же знаю, как ты хочешь крепкую семью и деток!

Через пять минут передо мной исходила ароматным паром тарелка с борщом. Желудок тут же громко напомнил, что его действительно пора наполнить.

— Не ела из-за нервов? Ай-ай-ай... На! — всучила мне ложку в руки няня и присела напротив.

И лишь опустошив тарелку, я негромко пробормотала:

— Нянь, это еще не все...

Она встала, ловко схватила тарелку, беззлобно поворчала на мое предложение помыть ее и велела:

— Рассказывай, что там еще.

Я и рассказала, а в конце опустила голову и негромко спросила:

— Можно у вас немного пожить? Ну хоть денек, пожалуйста?

И замерла в ожидании ответа.

Елизавета Марковна охнула, прикрыв рот рукой. Ее глаза заискрились от слез.

— Вот бессовестная! «Хоть денек», «пожалуйста»! Такого ты, значит, обо мне мнения? Неужели правда думала, что не пущу?

Няня отвернулась и, кажется, всхлипнула.

А я покраснела, вскочила и кинулась ее обнимать.