В омерзительном настроении Данилин торчал потом полтора часа в пробках. День был полностью уничтожен, растоптан. «Вот что может наделать один хам, то ли срывающий на тебе зло, то ли мстящий непонятно за что, – думал он. – Но интересно все же, почему эта самая Люся его так смущает. Ведь совершенно очевидно было: не захотел он почему-то при ней продолжать свое нападение. Вынужден был прерваться на самом, можно сказать, интересном месте. Но почему? О чем это должно говорить?»
Но как ни напрягал Данилин мозги, никак не мог прийти к определенному логическому выводу. Хотя что-то подсказывало ему: это важное обстоятельство. И что-то за ним виделось зловещее.
Только приехал на работу, обрушилось море неотложных дел, звонков, писем, жалоб. Но первым делом Данилин заперся с коммерческим директором Гонцовым и ответсеком Игорем. Надо было срочно определить новые ставки и решить, кому кредиты давать на покупку жилья – на всех страждущих явно не хватало. И, как всегда, договориться сразу не смогли, причем Данилину показалось, что его собеседники успели сговориться, его ожидаючи. «Вот сволочи», – думал он, но виду не подавал. А главное – уверен был, что они, по сути, не правы, не понимают, что успех газеты все-таки определяется суммой работающих в ней талантов. А дальше эту сумму можно несколько приумножить или приуменьшить всякими прочими составляющими, в том числе эффективным или неэффективным управлением, четкостью редакционной концепции и так далее. И градус самочувствия коллектива тоже имеет значение, и немалое. Спору нет, для морального климата важно, чтобы трудящиеся верили в справедливость своего руководства. А в самоуправляющемся организме – тем более. Но если в этом самом газетном организме начнут преобладать и заправлять серые ремесленники, посредственности, равнодушные к языку щелкоперы, то никакая самая замечательная справедливость ничему не поможет. Ну как можно не дать кредита Красносельскому и поставить его тем самым в невыносимое положение? У него же тогда действительно другого выхода не останется, кроме как уходить в «Известия», где ему кредит точно дадут. А кто же тогда будет гениальные заголовки – смешные и в то же время точные и умные – придумывать? Это же целое отдельное искусство, которому ни на одном журфаке не научат. Или тому же Мише Филатову как можно зарплату не повысить? Ведь и журналист толковый, и главное – добытчик уникальной информации. Вот-вот его другие газеты раскусят, дойдет до них, как важно иметь своего специалиста по военным делам. И все – поминай как звали.
Все это Данилин коллегам высказал, но по новой технологии: тихим затухающим голосом, заставляя ях напрягаться и сбивая с воинственного настроя, а то, ишь ты, бой собрались главному давать, уравниловку коллективную защищать…
«Но вообще тут не без параллелей с волчьей стаей – если решат, что ты разучился огрызаться, порвут на куски. Мигом из вожаков вылетишь!» – думал Данилин. А потому твердо, с холодной улыбочкой, заявил Игорю и коммерческому директору: нам придется завтра встретиться снова, и до тех пор настоятельно прошу обдумать мои соображения. И для того, чтобы разрушить заговор, попросил Игоря остаться.
– Слушай, хватит договариваться у меня за спиной. Имейте каждый свое мнение, найдем нормальный, разумный компромисс. И молодежь твою я не обижу. А Гонцову одно только подавай – накладные расходы поменьше, рост фонда зарплаты заморозить… Никакие вы с ним на самом деле не союзники.
Игорь принялся распинаться, что ничего подобного, дескать, никакого сговора. Ну а что еще в таких случаях остается говорить? Но, думал Данилин, поостережется завтра звучать в полный унисон коммерческому, а значит, мне легче их уломать будет… Хотя, черт его дери, действительно ведь с фондом зарплаты не того-с. И он не дослушал толком, что там такое бормотал Игорь, стоявший уже у выхода, когда в дверь просунулась голова Валентины, которая, как всегда, угадала подходящий момент для быстрого апдейта – сообщить, что там происходит в окружающем мире и чего этот мир в данную минуту добивается от него, Данилина. Причем после строжайшего фильтрования – нечего главному всякой мелочью голову морочить.
– Из МИДа, из отдела печати, звонили два раза насчет интервью с Козыревым. Якушкин звонил, просил перезвонить. И еще какая-то женщина, очень настойчивая, отказывается называться. Раз пять звонила.
Уже уходивший было Игорь задержался в предбаннике – видно, навострил уши.
Данилин решил повысить голос ради Игоря – раз уж ему так любопытно.
Сказал громко:
– Что это с тобой, Валя? С каких это пор ты тратишь мое время на отказывающих называться дам? Ты мне лучше скажи: не знаешь, что Якушкину от нас нужно? Он ничего не говорил?
Игорь тут же потерял интерес к происходящему и исчез в коридоре. Самолюбивая Валентина, чуть побледнев, отвечала:
– Он ничего не передавал. Но я думаю, что это связано с поездкой Ельцина в Германию.
– Ладно, сейчас наберу его по вертушке. Еще что-нибудь? – спросил Данилин, заметив, что Валентина не собирается возвращаться на свое рабочее место.