Жена нелегала

Энергии со школьных дней у Волчка поубавилось — а худоба сохранилась, стала даже болезненной, карикатурной. Он был теперь похож на какую-то диковинную птицу, смесь цапли со старым ободранным гусем. Интересно, думала Джули, как его воспринимали коллеги в Скотленд-Ярде, где он служил всю жизнь? Посмеивались ли за глаза над его внешностью? Высоких чинов он не достиг, но, уверяла тетушка, пользовался уважением как опытный профессионал, и, выйдя на пенсию, открыл очень успешное сыскное агентство в Лондоне. И вот лишь в последние год-два болезни одолели его, и он вынужден был закрыть свое предприятие и вернуться в родной Фолкстон. От работы по специальности теперь отказывался, но ради тети Фионы согласился сделать исключение, помочь им за вполне символическое вознаграждение. В любом случае все расходы тетушка брала на себя. В общем, Джули дала себя уговорить. Надеялась, что появится в ее жизни какая-то ясность. Предупредила Волчка:

— Имейте в виду: Карл очень наблюдательный. У него, как я говорю, «глаза в затылке». И потрясающая интуиция. Так что осторожней, он вас может учуять запросто.

— Не беспокойтесь, миссис Бертон, и не с такими справлялись. Но мне нужно побольше узнать о нем.

И вот так получилось, что Джули и Дарби-младший оказались сидящими напротив друг друга в ее гостиной с зелеными стенами и старинной лепниной На потолке. А еще у нее был совершенно чудесный камин, весь в темно-желтых и коричневых тонах — очень необычно для XIX столетия.

Джули цеплялась за все эти милые детали, которые всегда были частью ее жизни. Сначала с ласковыми, хотя и вечно занятыми, отсутствующими родителями. А потом и с Карлом. Это был ее родной, уютный, потрясающе удобный для жизни дом в три этажа, с огромным погребом и большим садом. Прохладный летом, в любую жару, и не слишком холодный зимой (хотя он, видимо, считал нужным закалять своих обитателей, ведь это полезно для здоровья!). Дом был с ней навсегда, он не предавал, даже если все остальные…

Дому Уильям Дарби-младший совсем не нравился, это сразу чувствовалось. Волчок был здесь чужеродным элементом, микробом-разрушителем. Дом был на стороне Карла, которого он принял, взял под свою опеку и недоволен теперь был тем, что Джули впустила сыщика.

А она и сама думала: не надо было этого делать. Допускать сюда Волчка. Но с другой стороны, необходимо же было уединиться! Не в публичных же местах такие вещи обсуждать, в самом деле. Даже в кафе, во время их первой встречи, Джули уже ловила на себе любопытствующие взгляды; в городке, кажется, многие знали, чем занимался Дарби-младший.

— Зовите меня Билл, — сказал он.

— А я — Джули, — пробормотала она. Хотя ей ужасно не хотелось переходить с сыщиком на фамильярную форму общения, эквивалент французского «тю» — ты. В каких-то других языках, рассказывал Карл, тоже такое разделение есть. В арабском, кажется. А в английском «ю», и все. Но ту же функцию несет обращение либо по имени, либо по фамилии. Она, конечно, не хотела называть Волчка Биллом и предпочла бы, чтобы и он обращался к ней: «Миссис Бертон», как звали ее в городе. Если уж они с теткой ни за что не желают произносить вслух «Миссис Ланг», хотя именно так она значится теперь в паспорте. Но деваться некуда, отказать Волчку в переходе на более доверительную форму обращения было бы очень грубо. Неприлично. Значит, придется терпеть.

Эх, зачем она только во все это ввязалась… Может, не поздно еще поблагодарить вежливо, потрясти его руку покрепче, извиниться? Сказать: передумала, не хочу… Пусть не будет ясности, пусть. Это еще вопрос, сколько в этой самой ясности счастья.

Но тетка уже внесла залог. Впрочем, если поднатужиться, можно ей его компенсировать. Не такая уж страшная сумма. Символическая, как говорит тетка. Проблема в том, что не может же Джули у Карла на это деньги брать.

— Расскажите мне о любых странностях в поведении вашего мужа, — сказал Волчок. — Любые детали, вас удивившие, могут пригодиться. Даже то, что вам кажется совсем неважным — мелочи всякие. Но и то, что кажется важным, тоже. Даже в первую очередь.

Джули сделала усилие, представила себе, что это подруга закадычная, в природе несуществующая, перед ней, а не противный Дарби-младший. И стала с трудом, мучительно, выкладывать то, что было бы стыдно рассказать даже священнику. Не говоря уже о всех остальных. И про бесконечные отъезды внезапные. И про опоздания. И про отсутствие телефонных звонков. И про то, как Карл иногда глубоко задумывался, как будто пропадал в каком-то другом мире. И про Трир, хотя про это тетушка Волчку, конечно, во всех подробностях сама доложила. И про Амстердам. И про последнюю поездку якобы в Париж, а на самом деле в Лондон, и их с теткой нелепую слежку.