А Джули подумала: «Ну да, или старых графинь каких-нибудь пользовать до самого рассвета неутомимо… чтобы они все свои секреты Первому сообщили».
— Таких эффективных лекарств нигде нет в продаже, — сказал Карл. — А в вашей Англии так и подавно… Здесь и аспирина-то байеровского не найдешь. Все только мура собственного производства — допотопная фармацевтика викторианская…
— Это потому, — возражала Джули, — что мы вообще не любим принимать лекарств. Моя тетушка гордится тем, что до семидесяти трех лет дожила и ни одной таблетки не проглотила. И не одна она такая. Мы не французы какие-нибудь, вот те — аптекарская нация! Идешь по Парижу — через каждые триста метров — ля фармаси!
Так вот они и сидели в саду, и разговаривали, и препирались вроде бы вполне дружелюбно. Карл даже почти согласился по поводу лекарств. Сказал:
— Может, вы, англичане, и правы. Потому что от сильных снадобий вторичные эффекты неприятные, явный вред для здоровья. Я этих противосонных наглотаюсь д ля бодрости, а потом месяц в себя прихожу и чувствую — в организме от них какой-то осадок накапливается…
Так что беседа шла спокойно, рассудительно, когда Джули вдруг взяла и брякнула:
— Знаешь, все-таки придется нам расстаться…
И поразилась реакции Карла — его точно всего перекосило. Секунду назад был человек как человек, а тут вдруг весь будто расползся. Даже глаза стали смотреть в разные стороны. И в такой позе странной сидел, точно скособоченной. Никогда она такого за ним не замечала. Так ей стало его жалко — еще чуть-чуть, и она расплакалась бы и кинулась его утешать. Но нет, надо держаться. Надо, надо, надо.
Он сидел, молчал довольно долго. В этой странной своей позе.
Потом наконец спросил тихо:
— Почему?
— По-моему, без слов ясно, — сказала Джули. Теперь она старалась в его сторону не смотреть.
— Из-за этих статей? — голос Карла окреп. — Я не имею никакого отношения к этому проекту — ядерному… Если он вообще существует… В чем я сомневаюсь… Смутно припоминаю, где-то слышал, будто в генштабе мечтают: хорошо бы иметь атомные мины под главными городами потенциального противника. Если что — ни ракет, ни авиации посылать не надо. И точность попадания абсолютная. Нажал кнопку радиосигнала — и все, нету Вашингтона… И поди еще докажи, что это мы. Но не уверен, что дело пошло дальше генеральских мечтаний…
— Дело не в бомбе, хотя и в ней тоже, — сказала Джули. — Ты знаешь, поездка в Россию мне открыла глаза… До меня дошло — мы ведь в состоянии войны, пусть и холодной! Твоя страна и моя страна. И какие бы мы ни были продвинутые космополиты, совсем игнорировать этого мы не можем.
— Что-то я не замечал до сих пор, чтобы ты была такая уж патриотка, — пробормотал Карл.
— Дело не в этом! Давай отбросим сантименты в сторону. Война идет, жестокая, злобная, и ты в ней участвуешь. Еще как! И рано или поздно ты попадешься, ведь так?
— Совершенно не обязательно!
— Да брось! Я читала в «Таймс», там сказано, чем эффективнее работает шпион, тем неизбежнее провал. Это только вопрос времени.
— Зря ты так думаешь! Мой случай особый. Мой оператор — сам Первый. Кроме него, еще только Второй и Третий в курсе, но и то без подробностей. А сути того, что я делаю, не знают даже они. Ну и личный шифровальщик Первого осведомлен, но его без взвода охраны в туалет пописать не пускают. А больше во всем мире о моем существовании не знает никто! Я не принадлежу ни к какому отделу или управлению. Я сам себе свой собственный отдел. Сам решаю, когда и как на связь выходить. И уж поверь мне, я так это организую, что шансов попасться практически нет. В таком случае, откуда может утечка произойти?
— Как откуда! Я в ваших делах не сильно смыслю, но… Как только ты бросишь свою Венемюнде или кто она там, она тебя немедленно заложит!
— А ты думаешь, она знает, как меня зовут и где я живу? Или на кого я работаю? Не должен, совсем не должен я тебе этого говорить, но… раз уж такой решающий разговор… Она думает, что я — сотрудник «Моссад»! Не сомневается ни секунды! Я ей дал самой это «вычислить», а потом трагическим тоном признался: «Да, ты угадала, интуиция, видно, у тебя сильно развита». Стоял на коленях, умолял не выдать никому случайно. А для подкрепления еще себе израильский паспорт попросил изготовить и на столе в номере у нее как-то «забыл». Она после этого ни за что ничему другому не поверит.
— Но что это меняет? Если она сообщит бельгийской контрразведке, что ты — израильский шпион, тебя арестуют точно так же…
— В бельгийской контрразведке у нас сидит человек — он в этом случае немедленно предупредит Центр через своего оператора. Он, кстати, тоже думает, что на израильтян работает…
— Все равно что-нибудь когда-нибудь непременно сорвется. Все предусмотреть невозможно. Ведь графиня твоя, наверно, в НАТО трудится, секретаршей при каком-нибудь очень большом начальнике? Я правильно угадала?
Карл промолчал.
А Джули, не дождавшись ответа, продолжала:
— Значит, ее проверяют периодически.
— Нас предупреждают заранее о каждой такой проверке. И тогда я близко к ней не приближаюсь.