Жена нелегала

Карл кивнул. Короткий такой, обреченный кивок. В котором читалось: я, собственно, так и знал, что этим все кончится.

Но легко сказать: решила твердо! В ту ночь она заперлась в спальне, и Карл остался ночевать один в своем кабинете на третьем этаже. Она слышала, как он возился там, паковал свои вещи. И сколько же раз за ночь она уже почти готова была взбежать к нему по лестнице, сказать: да бог с ним, с твоим шпионажем, ладно, шпионь, раз другого выхода нет. Только незаметно, отдельно от меня. И главное — не спи со всякими ужасными бабами! Или спи так, чтобы я не догадывалась. А я буду стараться делать вид, внушу себе, что ты обыкновенный фотограф… И как-нибудь будем жить одним днем, не задумываясь…

Вот такие тексты она уже сочиняла в своей голове и вроде готова была произнести их вслух, но каждый раз в последний момент все-таки передумывала и оставалась в запертой спальне. Смотрела в потолок и думала: нет, невозможно! Как у Кончиса в «Маге» — невозможный выбор! Невозможный! Совершенно не годится ни тот, ни другой вариант!

Сна, конечно, никакого не было, а Карл с утра был в отвратительной форме, видно, принял лошадиную дозу своих запрещенных снотворных и теперь не мог до конца проснуться. А она, после бессонной ночи, тоже плохо соображала. Они злились друг на друга и на самих себя. Поэтому, наверно, прощание прошло так скомкано. Он спросил равнодушным тоном:

— Ты не передумала?

Она покачала головой и отвернулась. Тогда он ушел в спальню к Шанталь и провел там минут сорок. У Джули не было моральных сил туда заглянуть. Она сидела в зеленой гостиной и тихо плакала. С платком наготове. Чтобы скрыть от него свои слезы. Что не совсем удалось. Поскольку после разговора с Шанталь он очень быстро спустился вниз со своим знаменитым чемоданом и еще сумкой, в которой он обычно таскал с собой аппаратуру. Стоял в дверях, смотрел на нее подозрительно. Заметил, что плакала. Отвернулся. Сказал:

— За остальным я потом как-нибудь заеду… Или пришлю кого-нибудь.

Помолчал. Добавил:

— Я вызвал мини-кеб.

Хотя это и так было понятно: Джули слышала, как он звонил.

Он сел напротив нее в гостиной. Вроде бы опять собранный, подтянутый. Улыбнулся ей как прежде. И у нее все оборвалось внутри. Еще немного, и она сорвалась бы, кинулась бы ему на шею, на все согласилась бы…

Но раздался звонок в дверь. Карл ловко, энергично вскочил, подбежал к ней, поцеловал. Вернее, быстро прикоснулся губами к губам. Сказал:

— Держись.

Оторвался от нее решительно. Дошел уже почти до двери. Все-таки обернулся.

— Шанталь…

Что-то еще хотел добавить, но раздумал. И так все понятно.

Тогда Джули сказала:

— Уходи. И передай своим — я никого и ничего не выдам. Тем более что и сама повязана — незаконно пересекала границы по поддельным паспортам. Сразу в трех странах преступница. Но ведь так и было задумано, не так ли?

Он кивнул. Вернулся. Положил на стол пачку таблеток.

— Это транквилизаторы, — сказал он. — Больше одной за день не принимай. А то эффект будет обратный. Прими сегодня на ночь одну — хоть поспишь. Но на виду не держи. Официально этих таблеток не существует.

Потом еще постоял, как будто хотел что-то еще добавить. Но слов не нашел.

Она опять сказала:

— Уходи.

Потому что больше не могла вытерпеть. Выдержать. Выстоять. Надо было, чтобы он исчез как можно скорее.

Он махнул рукой и действительно исчез.

На ночь она выпила таблетку, и в самом деле ей тут же все стало все равно. И она прекрасно заснула. На следующий день был понедельник. Утром встала с большим трудом. Надо было везти Шанталь в школу. Та тарахтела по дороге, рассказывала, что будет, когда папа вернется из командировки. Гадала, что он ей на этот раз привезет. Они с ним поедут в лондонский зоопарк — он же давно обещал! И на аттракционы, на Алтонские башни тоже пора съездить. От этих разговоров Джули делалось дурно, но она себя преодолела.

Вернулась домой. Подумала: первый день.

Потом были второй, третий, почему-то очень тяжелые — седьмой, одиннадцатый и пятнадцатый. И двадцать четвертый. А с двадцать пятого по тридцать первый — ничего, терпимо. А вот на тридцать второй случился ужасный срыв, истерика. Пришлось принимать волшебную таблетку. И еще прибегала к Карловым снадобьям три раза. На шестидесятый день началась снова терпимая полоса. Можно было дежурно поплакать на ночь и заснуть без лекарств. И проснуться с более или менее свежей головой.

Тетку почему-то видеть не могла. Отказывалась говорить с ней по телефону. А когда та заявилась в дом, практически выставила ее вон.

А на семьдесят первый день, вернее в ночь на семьдесят второй, в два пятнадцать раздался звонок.

Ничего, если подумать, особенного. Он же обещал зайти за вещами. Но не в таком же виде. Как будто он не спал целый месяц и жил на своих зверских таблетках.