Жена офицера

— Да, собственно говоря, и нечего говорить, а если я скажу, толку-то…

Это Жукова задело.

— А ты скажи, может, толк и будет.

— Никакого толка не будет, товарищ подполковник, и вы сами прекрасно понимаете, что и вы бессильны чем-нибудь мне помочь. Да, я допустил пьянку, виноват, но зачем в знак наказания меня прислали сюда? Почему разрушили мою семью? Моя жена со слезами ходила к командиру, к вам, просила, чтобы вы меня оставили в Кустанае, у нее там работа была, а как вы с ней поступили? Чего вы этим добились? Мы развелись, и вы хотите, чтобы я после этого работал? Почему вы здесь меня держите в заложниках? Почему не увольняете? Я же написал рапорт на увольнение, я здесь уже три года. Даже баб поблизости нет, чтобы как мужчине душу отвести. Изо дня в день передо мной одна и та же картина: зона и солдатские морды. Не пора ли ее поменять?

Жуков сердито спросил:

— Ты все сказал?

— Толку-то, что я сказал, — буркнул тот.

— Красиво говорить ты мастер. Слушая тебя, плакать хочется. А почему бы тебе и твоим товарищам не встать на колени и не просить прощения за все пакости, которые вы наделали?

— Никаких пакостей мы не делали, — подал голос Лукьянов.

— Говоришь, не делали? — вскакивая с места, зло прохрипел Жуков. — А ты забыл, как месяц тому назад мать солдата бесчувственная упала возле цинкового гроба? Я бы на вашем месте в дерьме утопился. Демагоги! Видишь ли, их обидели, на каторгу прислали! Командование полка с трудом уговорило Начальника войск не отдавать вас под суд военного трибунала. Но вы ничего не поняли и продолжаете безобразно выполнять свои обязанности… Ровно в десять построение роты. Личному составу буду представлять нового командира роты. А сейчас убирайтесь, чтобы вашего духа здесь не было. Меня от вас тошнит.

Когда они ушли, Жуков опустился на стул.

— Между прочим, они правы: зря министр их не увольняет, толку от них все равно не будет.

— А почему их тогда не увольняют?

— Наивный ты, лейтенант. Уволь их, другие пачками начнут уходить.

— Ну и пусть уходят. Вы же сами говорили, от них вреда больше, чем пользы.

— Офицеров по войскам и так не хватает, а начнем увольнять, кто будет солдатами командовать?

— Товарищ подполковник, замените этих двоих, Лукьянова и Сергеева, а вместо них дайте мне молодых лейтенантов.

— Когда тебя назначали на эту должность, мы с командиром думали об этом. Но было бы несправедливо по отношению к другим офицерам этих бездельников и алкоголиков перевести в хорошие подразделения. Пока не исправятся, их место только здесь! А если начнут тебе вредить, звони, мы их на суд чести офицеров вызовем.

Жуков замолчал, разглядывая значок мастера спорта на груди Соколова.

— Ты каким видом спорта занимался?

— Самбо, товарищ подполковник.

— Будь осторожен с офицерами, на провокации не поддавайся!

В десять часов Жуков представил личному составу лейтенанта Соколова, пожелал ему удачи и тут же уехал. Вечером в кабинет вошел старшина роты Зайнчуковский.

— Товарищ лейтенант, вы где будете спать?

— Пока в кабинете. Командир полка мне сказал, что я буду жить в бывшей квартире Васильева. Она пустая?

— Да.

— Может, посмотрим?

Они пошли в поселок, который находился в нескольких сотнях метров от роты. Деревянный дом, куда они подошли, был разделен на две семьи. Обойдя квартиру, которая состояла из трех комнат, Алексей расстроился. Печка наполовину была развалена, в некоторых окнах не было стекол. Впечатление было такое, как будто здесь давно никто не жил. Соколов посмотрел на старшину.

— Здесь невозможно жить.

— Товарищ лейтенант, вы не переживайте, я ее за неделю отремонтирую. Дрова и уголь из роты привезу.

Соколов задумчиво посмотрел на печку и на минуту представил, как Настя выгребает из нее золу… Ему стало не по себе. Попрощавшись со старшиной, Соколов пошел в роту. Проходя мимо караульного помещения, он решил зайти посмотреть, как солдаты там обустроены. Начальник караула сержант Кильтау доложил ему, как идет служба. В караульном помещении было холодно и грязно. Соколов с укором посмотрел на сержанта.

— И тебе нравится нести службу в такой грязи?

Сержант неопределенно пожал плечами.

— Ты какой нации?

— Немец.

— Что-то не похож на немца, если миришься с этим. Насколько я знаю, немцы народ культурный и педантичный в вопросах чистоты и порядка. Лично я в таком карауле не захотел бы служить.

— Я не офицер. Где мне приказали, там и служу.

— А что, надо обязательно быть офицером, чтобы в карауле навести порядок?

Кильтау, опустив голову, молчал.

— Мыслишь ты, сержант не как командир, а как рядовой солдат. У того в голове одна думка: «Солдат спит, а служба идет», а тебе, как командиру, так не положено думать. И если ты привык нести службу в такой грязи, тебя надо снять с занимаемой должности. Посмотри, в каком состоянии наволочки, простыни? Как можно на таком грязном белье спать? От одного их вида тошнит. Когда последний раз меняли?

— Не помню,

— А помнить надо. Ты плохо знаешь свои обязанности. Простыни и наволочки в карауле согласно уставу меняются вместе со сменой караула.

— Я говорил старшине, что пора их менять, но он…