Жена Пилата, или Тайна прокуратора

— Вы изменились, — сказал он, отодвинув с моего лица растрепанные волосы. — Я вижу, на вас обрушилось большое несчастье. Я также вижу, что Исида вернулась в ваше сердце. Вам необходимо продолжать искать ее истину, медитировать и молиться. А жить в храме — нет, это не для вас.

— Дайте мне шанс, и я докажу, что вы не правы.

Мистагог посмотрел на меня с едва уловимой улыбкой на губах.

— Вы не имеете никакого представления о том, чего просите. Вы по дому не выполняете никаких обязанностей. И едва ли задумываетесь о них. Здесь вам пришлось бы служить другим. Я сомневаюсь, хватит ли у вас для этого сил.

— Если другие послушницы справляются со своими обязанностями, то и.я смогу.

— Большинство из них — вольноотпущенники или найденыши. Редко женщина вашего положения служит в храме.

— Тогда я готова стать исключением. Я буду делать все, что вы скажете.

— Вы говорите — все? Вы обещаете?

— Да. Обращайтесь со мной как с обычной послушницей.

Мистагог с сомнением покачал головой, но потом согласился.

Он буквально понял мои слова и распорядился, чтобы мне не давали поблажек. Сейчас, когда мне не прислуживала рабыня — я никогда не стала бы обрекать Рахиль на затворничество вместе со мной, — приходилось учиться делать самой то, что всегда для меня делали другие. Такое простое дело, как самой одеваться, поначалу казалось немыслимым. Загадкой для меня служило, как подбирать длину одежды, как драпировать и закреплять ее на теле. Предстояло постичь премудрость надевания палы так, чтобы она ниспадала ровными складками и была правильно затянутой под грудью. Я никогда раньше не прикасалась к своим волосам. Чтобы сделать мне прическу, Рахили требовалось потратить на это не один час. Отчаявшись справиться с непокорными локонами, я стала укладывать их в пучок.

Флавия, служительница, отвечавшая за чистоту в туалетах, оказалась моей первой наставницей. Удивленно посмотрев на мистагога, она повела меня в мраморное здание по соседству с банями. Я пригнула голову, зажала нос и вошла.

— Конечно, что и говорить, — объясняла она, — все мы сюда наведываемся по нескольку раз в день. Одним словом, часто. Делаем необходимое и быстро уходим. — Она подобрала запачканную кровью тряпицу и бросила ее в плетеную корзину. — Но некоторые из нас неаккуратны и оставляют грязь после себя.

К своему удивлению, я обнаружила, что жрицы были менее чистоплотны, чем жрецы, — мне приходилось убирать и тот и другой туалеты. И, как я ни старалась, они никогда не оставались чистыми продолжительное время.

— Что может быть общего между мытьем туалетов и Исидой? — спросила новая послушница, работавшая со мной.

— В любом случае это почетно, — объяснила нам Флавия. — В чем бы ни заключался наш долг, мы исполняем его во имя богини.

Под впечатлением того, что со мной случилось, мне было не до философии. Если я о чем-то и думала, то только о лежавших на мне обязанностях. Иногда я смотрела на свои сломанные ногти и вспоминала маму. «Худшее приходит и уходит в свое время», — любила она повторять. Порученная черная работа отнимала все силы. Руки и плечи постоянно болели, колени были в ссадинах. Вечером я приходила в свою крошечную келью и лила слезы, вспоминая родителей.

Однажды утром мистагог передал, что в преддверии храма меня ждет Пилат.

— Ну и пусть ждет, — сказала я, продолжая возить шваброй по полу в туалете.

На следующий день ко мне подошел сам мистагог и стал убеждать меня, что я должна выслушать мужа. Я решительно покачала головой:

— Скоро он перестанет появляться здесь. Он найдет другую. Это будет дочь влиятельных родителей, близких к Тиберию. Она будет рожать ему сыновей. Он потребует развода.

Так прошел месяц. К моему удивлению, Пилат не прекратил своих домогательств, но я держалась стойко. Никакие его доводы и посулы не могли бы изменить моего решения. В глубине души я поражалась, как человек, которому мало кто осмеливался сказать «нет», продолжал приходить, чтобы увидеться со мной. Эта мысль меня даже забавляла.

Еще через несколько недель как-то днем мне сказали, что пришла посетительница. Я с радостью встретилась с ней — это была Рахиль. Мне очень не хватало ее, но не потому, что она все делала для меня, а потому, что она оказалась самой близкой и единственной подругой. Мы обнялись, а потом отступили назад, чтобы рассмотреть друг друга. Рахиль выглядела такой, как прежде. Изменилась я, на что она и обратила внимание.

— Вы — госпожа. Такая жизнь не для вас. Что бы подумал ваш отец, если бы он увидел вас здесь?

— Ты же поклоняешься Исиде, — сказала я ей.

— Но я не раба ей.

— И я не раба, а послушница. Таков мой выбор.

Прядь волос выбилась из пучка на затылке и упала на шею. Непроизвольным движением я заправила ее обратно. Потом я положила свою руку, покрасневшую, с потрескавшейся кожей, на ее гладкую — и улыбнулась, увидев разницу.

Рахиль не была настроена на веселый лад.