Жена Пилата, или Тайна прокуратора

Наша семья ехала в украшенной колеснице в сопровождении эскорта всадников. Папины парадные доспехи сверкали в лучах солнца. Мама смотрела на него с нескрываемой гордостью. Она торжествовала еще и потому, что ни на мне, ни на Марцелле не были надеты обноски Агриппины. Шелковая туника и хитон цвета лаванды — моя первая девичья одежда — складками ниспадали с плеч до щиколоток. Серебристая лента перетягивала пурпурную столу под грудью. Я задерживала дыхание и выпячивала грудь, как могла, чтобы она казалась больше. Мою радость разделяла и Геката, маленький котенок, его я время от времени поднимала вверх, ведь, в сущности, я оставалась ребенком.

Завершала процессию самая красивая платформа, на ней ехал Германик. Он смотрелся великолепно в золотистом панцире с чеканным изображением Геракла, сражающегося со львом. Кроваво-красный плащ развевался на ветру. Агриппина стояла подле мужа, держа на руках подрастающую принцессу Агриппиллу.

На той же платформе находились их старшие дети: Друз, Нерон, Калигула, Друзилла и Юлия.

— Такого триумфа Рим не видел со времени возвращения Августа после победы над Антонием при Акции! — воскликнул отец, преисполненный гордости за своего военачальника.

Сердце вырывалось у меня из груди, когда я повернулась, чтобы помахать всем родственникам. В этот момент из толпы выбежал какой-то человек, поравнялся с платформой и вскочил на нее. У меня захватило дыхание, когда он занес меч над головой Германика и начал что-то ему говорить. Слов не было слышно из-за шума вокруг.

— Кто это? — спросила я отца. — Что он хочет?

— Раб, посланный Тиберием. Таков обычай.

— Но редко соблюдаемый, — объяснила мама. — Раб советует Германику оглянуться назад.

— Но зачем? — удивилась Марцелла. — Я никогда не оборачиваюсь.

— Это своего рода предостережение, — продолжала объяснять мама. — Иногда будущее подкрадывается сзади, заставая нас врасплох. Раб напоминает Германику, что не следует терять осторожности и быть слишком самоуверенным. Всем смертным неведома их судьба. Сегодня ты в ореоле славы, завтра тебя заклеймят позором, а то ты и вовсе расстанешься с жизнью.

Я никогда не забуду первого посещения Большого цирка. События, произошедшие в тот день, изменили всю мою жизнь.

После триумфального шествия всю нашу семью пригласили разделить ложу с дядей Германика и его приемным отцом — императором Тиберием и неродной бабкой Агриппины — вдовствующей императрицей Ливией. Из дворца мы прошли по подземному тоннелю. Оказавшись в цирке, я поразилась, какой он громадный. Тысячи лиц вокруг. Люди топали ногами, кричали, размахивали руками.

Фанфары возвестили о нашем прибытии, и на какой-то миг стадион замер. Затем толпа взревела, как исполинский дикий зверь. Восторженными возгласами толпа встретила появившихся в ложе Тиберия и Ливию, но Германика и Агриппину приветствовали с еще большим восторгом. «Слава! Слава! Слава!» — прокатилось по всем ярусам амфитеатра. Германик широко улыбался и махал в знак признательности. Агриппина с сияющими глазами подняла вверх обе руки, как актриса в ответ на аплодисменты зрителей.

Восторженный рев толпы наконец умолк, когда император и сопровождавшие его лица расселись по местам. По рядам передавали коробочки и мешочки с ароматическими травами, чтобы забить плотский дух двухсот пятидесяти тысяч римлян, собравшихся вокруг. Самые высокие ярусы занимали беднейшие из беднейших, а места непосредственно над нами были отведены для тех, кто получил ранения в боях. В этих рядах я узнала одного из воинов, за которым ухаживала в госпитале в Кельне. Я улыбнулась и помахала ему, и в это время снова затрубили фанфары в честь прибытия весталок, девственных жриц Весты — богини домашнего очага. Толпа снова разразилась приветственными возгласами, когда облаченные в белые туники жрицы >ул заняли места в ложе.

У меня опять закружилась голова при виде тысячи людей на трибунах. Какая энергия заключена в них! Каким нетерпением они горят! С тех пор как тремя неделями раньше был убит Вителлий, никто из гладиаторов не завоевал популярности. Фанфары зазвучали снова, и на арене стали появляться участники представления. Сначала выехали несколько рядов колесниц — по четыре в каждом ряду. За ними вышли гладиаторы. Как они могли непринужденно улыбаться, когда им предстояло драться не на жизнь, а на смерть! В живых останется тот, кто до захода солнца убьет своего товарища.