Жена по принуждению

Он презрительно поморщился, смерил взглядом, под которым я почувствовала себя ничтожеством. Так же резко оттолкнул и, вытащив содержимое конверта, швырнул на стол. Стоило мне подойти, я обмерла. Тронула фотографию и, повернувшись к Якову, приоткрыла губы.

– Убирайся, – приказал он.

Я похолодела сильнее. Смотрела на него с ужасом, а в голове шумело.

– Это совсем не то… – замолчала, увидев выражение его лица. Сделала к нему шаг. – Яков, я…

– Я тебя, суку, убью, – он вдруг схватил меня за шею. Сдавил, и мне стало жутко. – Я тебя прямо здесь убью, – ещё сильнее.

– Яков, – выдавила, схватившись за его руку. Дышать стало трудно. Впилась пальцами в запястье.

Вдруг показалось, что он не остановится. Воздуха едва хватало.

– Я предупреждал тебя, – процедил он. – Предупреждал… – гримаса отвращения.

К глазам подступили слёзы. Меня била крупная дрожь. Губы беззвучно приоткрылись.

– Ничего не было, – из последних сил просипела я.

Ноги стали слабыми, чёрные всполохи в глазах Якова сжигали дотла.

Ища опору, я опёрлась второй рукой стола и почувствовала под ладонью снимок. Один из тех, на которых были я и Стас. И тот момент, где он… где я…

– Тварь, – отшвырнул меня к двери.

Едва не упав, я схватилась за горло. С ужасом смотрела на Якова, а по щекам текли слёзы. Глубоко судорожно вдохнула. Замотала головой.

– Ничего не было, Яков! – как можно громче. Голос звенел истерикой и слезами. – Мы просто…

Он стремглав подлетел ко мне. Только на мгновение взгляды наши снова встретились, и мне стало ясно – лучше ничего не говорить. Потому что фотографии были куда красноречивее.

Яков подволок меня к выходу, потом дальше по холлу.

– Папа! – донеслось сзади.

Сердце ударилось о рёбра и бухнулось вниз.

Яков остановился. Не отпуская меня, посмотрел на дочь.

– Папа! – она подбежала ближе и замолчала, уставившись на меня. Её большие голубые глаза распахнулись. Я облизнула губы.

– Почему Мирося плачет? – выпалила малышка звонко. – Папа…

– Быстро к себе! – рявкнул Яков.

Из кухни вышла горничная. Посмотрела на нас, на Майю, но прежде, чем успела что-то сказать, Яков распорядился:

– Отведи её наверх. Сейчас же! Иначе вышвырну, как и эту шлюху.

Майя запротестовала, но Яков больше не обращал на неё внимания.

– Послушай меня, – я попыталась упереться. – Послушай же ты! Это ничего не значит, Яков, я…

Остановился он, только когда мы оказались на улице. Уже опустились сумерки, и территория была подсвечена фонарями.

Я схватила его за руку уже сама. Хотела попытаться объяснить, но Яков грубо разжал мои пальцы.

– Здесь больше, чем достаточно за твои услуги, – сунул что-то в карман моих штанов. На лице его было всё то же презрение пополам с отвращением. К нам подошёл охранник, и Серебряков буквально бросил меня ему.

– Выстави её за ворота.

– Ты не можешь… – прошептала.

Он ничего не сказал. Только взял мою ладонь и вложил в неё паспорт, обжёгший пальцы. Слёзы потекли сильнее, отвращение в его глазах стало абсолютным.

– Ты не можешь, – всхлипнула я.

Охранник настойчиво повёл меня прочь, но я упёрлась. Оглянулась и увидела только, как Яков, развернувшись, возвращается в дом.

– Яков! – вскрик пополам со всхлипом. Он посмотрел на меня в последний раз. – Я же тебя… – тихое «люблю» заглушил хлопок двери.

– Пойдёмте, – охранник подтолкнул меня вперёд. – Вам пора.

Глава 48

Яков

– Где Мирося?! – не успел я войти в дом, раздался с лестницы крик Майи.

Вырвав ладонь из руки горничной, она стремглав бросилась ко мне.

– Майя! – неуклюжая девица поспешила за ней. Хотела схватить снова, но не успела.

– Чёрт подери! – гаркнул я, когда обе оказались рядом. – Ты что, не способна справиться с ребёнком?!

– Пр… – начала было горничная, но Майя перебила её:

– Где Мирослава?! – схватила меня за штанину и потянула. – Почему Мирослава ушла?! Папа! – её звонкий голос звучал требовательно. Она дёрнула ещё сильнее. – Папа!

– Майя, пошли, – попытка горничной увести Пчёлку провалилась.

Та глянула на неё волком, вскинула голову и ещё крепче вцепилась в штанину.

– Пошла вон, – приказал я растерявшейся служанке. Она замешкалась. Видимо, пыталась сообразить своей пустой башкой, что лучше – подчиниться или попробовать всё-таки сделать то, что было приказано изначально. – Ты глухая?! Пошла вон, я сказал!

Пискнув, она серой мышью юркнула в кухню. Майя снова потребовала сказать ей, куда подевалась сука, которую я только что вышвырнул за дверь.

– Ушла, – процедил и хотел взять дочь за руку, чтобы увести в комнату. Но только потянулся к ней, она шарахнулась от меня.

– Ты выгнал Мирославу! – закричала она. – Ты маму выгнал, Мирославу выгнал! – её губы задрожали, рот искривился. – Зачем ты выгнал Мирославу?!

– Я никого не выгонял, – в глазах Пчёлки появились слёзы. Каждый раз, когда она плакала, я чувствовал себя совершенно беспомощным, и это вызывало у меня гнев. На неё и на самого себя. – Она сама ушла. Успокойся, Майя, – хотел подойти, но она опять отпрянула от меня и закричала ещё громче: