- Что ж тут думать? Не бросать же человека, - не понимая, удивился полковник.
- Конечно, не бросать. Мы ее сейчас принесем. Вы только попросите, чтобы шофер без нас не уехал.
- Нести я вам помогу. А шофер подождет. Я условился.
- Она легонькая, мы сами, - сказала Шура, и они с Улей вошли обратно в дверь.
- Ну, вот еще, - сказал полковник, - больную женщину вы будете таскать сами! Только растревожите.
Шура остановилась и удивленно обернула к нему свое усталое, как будто сонное, с тяжелыми, припухшими веками лицо.
- Сережа, ведь она мертвая. Она же умерла ночью. Мы ее только похоронить хотим в городе. Ей так хотелось дойти до города, и она так немножко не дошла... Нет, ты не ходи сюда, - качнула она головой, видя, что муж все-таки хочет войти, чтобы им помочь, - мы сами. Ничего. Мы привыкли.
Каштанцеву положили в машине на пол, а когда они двинулись и стало трясти и подбрасывать, Елизавета Макаровна подбила ей под голову сена и присела рядом, осторожно придерживая ей голову рукой и время от времени бережно поправляя рваную косыночку, которой было прикрыто мертвое лицо...
Разбрызгивая лужи вчерашнего дождя, машина неслась по дороге. Предрассветный туман уходил в низины, расползаясь клочьями. Кругом светлело.
Вдруг Уля, которая все время, привставая, заглядывала вперед, крикнула:
- Ох, девушки! Глядите, наш город!
Все зашевелились и, хватаясь друг за друга, чтобы не упасть, сгрудились в кучу, заглядывая вперед.
Стоя вместе с другими, Шура, чтобы показать, что она не забыла про него, протянула назад, не оборачиваясь, руку. Полковник осторожно и крепко сжал ее немного повыше кисти и тут почувствовал под пальцами затверделую неровность на коже и стал осторожно ощупывать. Шура, чуть вздрогнув, быстро обернулась и втянула руку поглубже в рукав. Встретившись с его напряженным, испуганным взглядом, улыбнулась ободряющей, кажется даже снисходительной, улыбкой.
- Это от нарывов. Ничего. У нас у всех. - И, видя, что его это не успокоило, и думая, что он, может быть, в шуме не расслышал, встряхнула отрицательно головой. - Не болит, честное слово... Уже не болит...
Одна из женщин коротко вскрикнула: "Вот!" или: "Он!" - и все повернули головы вправо, туда, где из-за поворота вставали первые высокие дома города.
Больше никто ничего не говорил, женщины только стояли и жадно смотрели вперед, пошатываясь от толчков машины и держась друг за друга. Вдруг полковник, удивленно подняв голову, услышал, как в воздухе пронесся какой-то слабый, вибрирующий звук, потом раздвоился и стал усиливаться.
Женщины запели тихими голосами. Только Елизавета Макаровна, которой ничего не было видно с того места, где она сидела, запрокинув назад голову, молча смотрела на лица поющих подруг. Но через минуту полковник услышал, как ее слабый, надтреснутый голос присоединился к остальным. Она пела вместе с другими, сидя на полу и бережно поддерживая покачивающуюся голову Каштанцевой...
...Вечером на полутемной, обгоревшей по краям платформе, около готового к отходу поезда, стояли у вагона взволнованные Уля и Елизавета Макаровна и, подняв головы, улыбаясь, смотрели на Шуру, которая, тоже улыбаясь и волнуясь, смотрела на них с верхней ступеньки вагонной площадки.
Полковник стоял внизу, рядом с девушками, и Шура боялась, что он не успеет сесть, если неожиданно тронется поезд.
- Сейчас же напишу, - крикнула сверху Шура, - вот как только приедем на место. И я вам все опишу, как ехали, где остановились, все, все...
- И как здоровье! - крикнула Уля.
- И здоровье. Только вы сразу отвечайте, - слышите? - а то я ничего про вас не буду знать.
Долго молчавший паровоз вдруг ожил и усиленно запыхтел. Шура испуганно крикнула мужу, чтобы он скорей садился, и крепче схватилась за поручень, но вдруг с отчаянной решимостью сбежала по ступенькам и торопливо обняла бросившуюся ей навстречу Улю.
- Ой, девки, какие глупые!.. Ой, дуры-девки... - смеясь, нараспев приговаривала Елизавета. - В честь чего реветь-то? Вот реветь после всего взялись, а?
Смеясь и всхлипывая, Шура обернулась.
- А со мной-то что же? - укоризненно сказала Елизавета, обнимая и похлопывая по плечу Шуру.
Когда состав уже дернулся, весь вздрогнув из конца в конец, и на мгновение замер перед тем, как двинуться вперед, кругом стало шумно от разом закричавших провожающих и от лязга буферов. Елизавета Макаровна, крепко пожимая обеими руками руку полковника, крикнула ему что-то на ухо.
- Что вы? - не расслышав, переспросил он, готовясь уже вскочить на подножку.
- ...доктору... к доктору ее сейчас же отведите...
Поезд за ночь вышел из прифронтовой зоны и теперь, мерно постукивая, уходил все дальше на северо-восток.
Сам еще не понимая, что его разбудило, полковник приподнялся, опираясь на локоть, и тревожно прислушался.
Рассвет чуть брезжил за стеклом вагонного окна, обрызганного каплями дождя.
Сквозь однообразное перестукивание колес слышно было сонное дыхание многих людей, застывших в различных позах на полках жесткого вагона, и совсем близко торопливый, невнятный шепот:
- Встала... встала, встала... иду.