Жена самоубийцы

Его день начинался рано. Вставая поутру, он выходил на улицу и шел сбегающими к морю улицами, в порт. Он приходил туда и начинал бродить вдоль пирса, кивая каждому, кого встречал на пути. Так он делал несколько дней подряд, и вскоре ему стали отвечать. Портовые работяги кивали в ответ и улыбались ему. Они шутя прозвали его Баратинёр, что значит «болтун», поддевая его привычку постоянно молчать: никто ни разу не слышал, чтобы он что-то говорил. Очень быстро все так привыкли к Баратинёру (кличка эта скоро закрепилась за ним), что ему даже стали предлагать разделить завтрак или выпить вместе кофе. Он часто отказывался, я думаю, характером он был из тех, что предпочитают отдавать, нежели брать. Это вскоре и подтвердилось, так как стал он предлагать свои услуги. Но, знаете, все это выглядело до того жалко, что даже сейчас, когда я пересказываю вам это, а я сам был тому свидетелем, в груди у меня щемит. Представьте себе безмолвного мужчину немолодых лет, который ходит, склонившись, от корабля к кораблю и хватается то за канат, то за сети, попеременно прикладывая руки к груди, давая понять, что он желает оказать помощь. Тут уж никакое сердце не выдержит, и ему стали давать всяческие поручения. Но не подумайте дурного, ему хотели оплачивать услуги. Моряки и капитаны, хоть и берегли каждую монетку, но их честные сердца не могли представить, что какая-то работа не будет оплачена. Поэтому, они порывались платить Баратинёру, да вот ведь какое дело: он не брал оплаты, ему не нужны были деньги. Он не был богат, он имел ровно столько, сколько вы и могли бы предположить, глядя на обноски, в которых он ходил. Но по неведомой причине денег он брать не желал.

Так и повелось. Как ни утро, так Баратинёр уже в порту, помогает везде, где может. То коробки поднести, то уложить сети. Вскоре на набережной без его помощи уже не представляли и дня. Все задания он выполнял споро, и с такой улыбкой, знаете, добросердечной, такой, что ты понимал, что помогает он тебе не по нужде заработка, а от чистого сердца. И было это так подкупительно, что без него уже не могли обходиться. Если случалось ему заболеть, так портовые работяги не ленились и шли друг к другу, чтобы разузнать, чего это Баратинёра не видно. Вот так он приучил их к своей безвозмездной помощи.

А виновник уже не ограничивался портом. Он пошел дальше, как, понимаете ли, эпидемия, только в самом хорошем смысле – отправился дальше, завоевывать своей добротой остальной город. Поначалу это был рынок, где он подвизался мыть и складывать овощи за нулевую, как водится, оплату, все с неизменной добрейшей улыбкой и в полнейшем молчании. Доставка покупок и подметание между лавок, затем уборка ботвы и мойка мостовых, за все брался Баратинёр. И, казалось, ему доставляет невообразимое удовольствие не столько сам процесс, сколько благодарность тех, для кого он старался. Он все так же отказывался от денег, да то были сущие гроши, если уж говорить откровенно, его работа стоила гораздо больше. Но все же главным вознаграждением была для Баратинёра, несомненно, благодарность. Эти слова: «спасибо», «благодарю» и прочие – были для него, как нектар для пчелы – то есть целью, основой его благой деятельности. От них он расцветал на глазах и расплывался в молчаливой улыбке, глядя, от смущения, вниз.

Деревенька наша мала, и не потребовалось много времени, чтобы Баратинёр стал незаменимым. Он стал вездесущ и востребован. Еще бы, вы могли поручить ему любую просьбу или вменить обязанность, и он брался за нее, не требуя взамен ничего. Вы можете себе представить в наше время человека, который выполняет любую работу без последующей оплаты? И никто не мог, оттого стал он нарасхват. Стоило завидеть Баратинёра, так торговки звали его наперебой, поднимая ругань из-за очередности, а мусорщики обнаглели вконец, сваливая на него свою работу. Но ничего не могло вывести Баратинёра из себя и ничто не могло заставить его говорить. Это был молчаливый, безотказный прислужник всей деревни. Очень скоро такое расположение дел показало настоящее лицо наших жителей. Как я уже упомянул, Баратинёру вначале предлагались и деньги, и всяческие благодарности, вроде обеда или кофе, или сладостей. Но, в виду его постоянных отказов, публика решила сэкономить и на этом, и теперь пользовала его безоглядно и, я бы даже сказал, беспощадно.

Его добрый, безотказный нрав, казалось бы, должен был расположить к нему людей, но случилось все с точностью до наоборот – люди стали показывать себя с самой отвратительной стороны. Если он стоял было в очереди за хлебом, то его могли попросить уступить. Потом подходил еще кто-нибудь и просил о том же, и так Баратинёр мог простоять до бесконечности, чтобы, в конце концов, подойти к пустому прилавку.