Жена Синей Бороды

- Успокойся. Иди домой, - строго проговорила француженка и подтолкнула Арину.

- Но я не могу. Им надо помочь. Там же стреляли!

- Стреляли в воздух. - Мадам, когда сердилась, всегда говорила без акцента. - Иди. Это не твое дело.

- А вы что здесь делаете?

- Как и ты, пришла помочь. Но туда сейчас не прорвешься. Надо ждать, когда казаки натешатся. Потом будем развозить раненых.

- Я с вами.

- Тебе надо готовиться к балу. Иди.

- Неужели бал не отменят, когда такой ужас творится?

- Бал дебютанток? Ни за что. Иди.

Арина постояла немного в нерешительности, потом побрела домой, вздрагивая всякий раз, как за спиной раздавался выстрел.

Она вернулась в свою комнату. Без интереса посмотрела на свое великолепное платье, еще недавно так ее восхищавшее, и повалилась на кровать. Горе переполняло ее, поэтому она тут же уснула, как делала всегда, когда переживала.

…Бал все-таки перенесли. Последствия погрома были плачевными. Десять убитых, сотня раненых и покалеченных. Распоясавшиеся черносотенцы, намеревавшиеся продолжать побоище, на следующий день столкнулись с отрядом вооруженных рабочих. Завязалась очередная схватка. Теперь жертв было больше, солдаты применили не только дубины, но и винтовки. Город сходил с ума еще несколько дней, по истечении которых рабочие организовали дружины, которые круглосуточно патрулировали улицы, не допуская казачьего беспредела. Все более или менее нормализовалось со временем. Жизнь вошла в привычное русло, стычки если и были, то уже не носили такого массового характера.

Арина вышла на балкон полюбоваться закатом над Волгой, а заодно подумать о жизни. Недавние события, свидетелем которых она стала, что-то изменили в ее душе. Она вдруг поняла, что мир, каким она его себе представляла - добрым, радужным, приятным, - существует только в ее воображении. На самом деле жизнь сложна, жестока и несправедлива. И она не может в ней ничего изменить!

Солнце опустилось к самой воде, разукрасив ее во все оттенки красного. Купола Рождественской церкви стали оранжевыми, а стекла домов на дальнем берегу - алыми. Арина замерла, завороженная столь дивной картиной, и не услышала, как сзади к ней подошел отец и остановился у нее за спиной.

- Красиво, правда? - знакомый голос вывел девушку из оцепенения. Она грустно улыбнулась и обернулась к отцу:

- Не вяжется эта красота с тем, что происходит сейчас в городе.

- Именно об этом я и хотел с тобой поговорить. - Лицо Алексея Ананьевича было серьезно и сосредоточенно. - Я слышал, ты бегала на площадь.

- Да.

- Зачем? Я же говорил тебе, что это опасно.

- Я знаю, но палили так громко, я думала, что за воротами, вот и выбежала.

- Деточка, никогда больше так не делай. Не женское это дело.

- Но мадам там была…

- Мадам за это поплатилась. Ее высылают из страны.

- Но она только помогала раненым.

- Она ударила полицейского, когда он хотел помешать ей вынести одного рабочего из этого пекла. Потом ее заметили перед зданием Народного дома, где митинговали марксисты.

- Но она правильно сделала, что ударила, они звери, а не люди. Я видела, как они забивали безоружных дубинами.

- Доченька, - отец мягко взял ее лицо в свои руки, - я так же, как ты, возмущен действиями властей. Я был против, уговаривал барона быть помягче, но меня никто не слушает. Они считают меня «мягкотелым либералом» и даже винят в том, что это я все допустил, хотя сами прекрасно понимают - просто у народа кончилось терпение.

- Но ты же председатель городской Думы, неужели ты ничего не мог сделать?

- Детка, мы занимаемся только хозяйственными делами. Мы бессильны.

- И ты не можешь сделать так, чтобы мадам осталась?

- Это тем более. Тебе придется с ней попрощаться. Завтра она уезжает.

- Но я не хочу!

- Ты уже большая. Мадам научила тебя всему, чему требовалось. Вы и так бы скоро расстались.

- Но мы могли бы видеться, переписываться.

- Понимаю, но ничего не поделаешь. Завтра вы должны расстаться.

- Тогда я не пойду на бал! - Арина топнула ногой, чего никогда себе не позволяла даже в детстве.

- Как?

- Я протестую против произвола властей. Вот пойду к барону и скажу все, что о нем думаю, вместо того чтобы болтать о всякой ерунде с глупыми барышнями.

- А как же прекрасное платье, что я выписал для тебя из столицы? - Отец решил отвлечь Арину, уж очень она разошлась.

- Пусть висит. Не поеду!

- Поедешь.

- Нет.

Тут отец удивил. Лицо его стало строгим, застывшим. Голос, всегда ласковый, погрубел. После он сказал то, чего Арина никогда не ожидала от него услышать:

- Дочь, послушай, что я тебе скажу. И не обижайся. Ты знаешь, что для меня ты самый дорогой человек на свете, и я никогда бы не сделал тебе ничего дурного.

- Папочка, о чем ты говоришь, конечно, я…

- Не перебивай. Я делал для тебя эти шестнадцать лет все, о чем бы ты ни попросила. И продолжал бы делать, если бы не трудности.

- Я думала, что наши трудности давно позади. - Арина растерялась - она знала, что у них были финансовые проблемы когда-то, но не сомневалась, что они кончились, ведь жили они так же пышно.