Жена Синей Бороды

Прошел год со смерти Алевтины. Дед за это время постарел лет на десять, теперь он быстро уставал, мучился бессонницей, а согнуть мог разве что алюминиевую ложку. Федор и не догадывался, что Алевтина так много значила для старшего Егорова, он-то думал, что со смертью ненавистной старухи все в их жизни изменится; оно, конечно, изменилось, но совсем не в лучшую сторону. Сидя у гроба, где лежала бабка, даже в смерти похожая на каменное изваяние, Федя мечтал, как они с дедом будут искать здание под новую контору, и никто не встретит их упреками, не отвесит ему подзатыльник, если они задержатся.

Но даже когда бабка оказалась под слоем земли, она не перестала портить внуку жизнь, ибо дед потерял к работе всякий интерес, захворал, захандрил. Вместо того чтобы ездить по городу в надежде отыскать подходящее здание, дед глотал настойки и лежал в кровати либо сидел в своем кресле и тупо смотрел в окно.

Федор кое-как дотянул до конца учебного года. Настроения у него не было, желания заниматься - тем более, единственное, что приносило радость, так это сознание того, что скоро они с дедом поедут в Балаково. Но и этого он не дождался. На хлебный базар отправился Григорий, сына с собой не взял, решил, что парню лучше отбыть вместе с кузенами в столицу, в которой у теткиного мужа имелись родственники. Федор топал ногами, кричал, обижался, искал поддержки у деда, но тот был поглощен своими переживаниями и только рукой махнул - ах, отстаньте от меня. Так Григорий отплыл в Балаково без сыновьего присмотра, а Федор вместе со своими тупыми братьями отправился в Петербург.

Пробыл мальчик там две недели, по истечении которых был больше не в силах терпеть общество теткиных слюнтяев и, решив, что вырваться из дождливой столицы можно только одним способом, поколотил старшего братца. Федора наказали - выслали из Петербурга на первом пароходе.

Когда парень стоял в мрачном холле родительского особняка, сердце у него перехватывало от радости и надежды. Он дома и завтра же начнет работать. Но отец разочаровал сразу:

- Я нанял тебе репетитора по физике. Тебя еле вытянули в этом году.

- И что?

- Занятия три раза в неделю.

- Мне некогда! - Федор был возмущен. - Мы должны перекупить у Бурковых лавку, а дед…

- Делами фирмы занимаюсь я, сынок, - мягко осадил отец. - Ты должен учиться, а когда станешь большим и умным, все бразды правления перейдут к тебе.

- Дед читает по слогам, а умнее я человека не встречал! - Федор готов был еще приводить кучу аргументов, но, видя, как упрямо сжались губы отца, лишь махнул рукой.

Григорий ведет дела фирмы! Федор фыркнул. Его отец, может, и закончил университет, но коммерсант из него как из коровы балерина. Вот и в Балакове маху дал. Вместо того чтобы выждать подходящего момента, скупил зерно по завышенной цене, еще и грузчикам переплатил, и мартышки у него комиссионных выклянчили больше на копейку. Лет десять такого хозяйствования, и Федору наследовать нечего будет. Единственное, на что он надеялся, так это на выздоровление деда. Вот належится, встанет да как пойдет дела творить!

Но Алексею становилось все хуже. Теперь дед почти не вставал, а настоек в узких бутылочках на его столе появлялось больше и больше, и как ни старался он возродиться, ничего у него не получалось. Настал момент, когда старик уже не мог выезжать даже в контору, и пришлось ему передать всю власть Гришке. Ох не нравилось ему это. Знал Егоров, что никудышный из сына хозяин, да деваться некуда. Не мальцу же четырнадцатилетнему фирмой командовать, хоть и шустер Федька, и умен, и дар у него от бога, да мал еще. Авось Гришка вытянет. Чай, послушает отца, коль он совет захочет дать.

Но Григорий Егоров советов слушать не хотел. Он решил доказать всем: и сыну, который считал себя умнее его, и отцу, недооценивающему своего отпрыска, и недругам, что посмеивались над его мягкостью и безалаберностью, и себе. Себе прежде всего. Слишком часто он слышал от Алексея о своей никчемности, негодности, так что даже сам поверил. И вот настал час, когда он может все изменить и выйти победителем.

Как-то зимой он зашел в комнату к отцу. В помещении было душно и пахло лекарствами. Старик лежал на кровати, глубоко дышал. Григорий вошел, и вместе с ним в комнату ворвалась зима - снежинками, тающими на воротнике пальто, холодом, окутывающим вошедшего, белым налетом на валенках.

Старик открыл глаза и остро посмотрел на сына:

- Из конторы прямо?

- Да. - Григорий бросил шапку на стул, а сам так и остался стоять.

- Сядь. Говори.

- Отец, я решил не покупать суда.

- Да ну? - Дед недовольно поморщился. Определенно, у Гришки мозгов кот наплакал. Алексей уже месяц твердил сыну, что им нужно обзавестись хотя бы парой пароходов, а этот дундук все осторожничает.

- Мы слишком много займем, это рискованно. У нас же есть один пароход и три тягача с баржами, и я не понимаю, зачем влезать в долги, чтобы купить еще два корабля, мы управляемся…

- С пуском новой мельницы, - едко прервал его дед, - мы будем производить муки на 1000 пудов в сутки больше, чем производим сейчас.