Жена Синей Бороды

В начале весны умер дед. Скончался он тихо, без мучений. Егоровы устроили старику пышные похороны. Стоя над могилой, Григорий кроме скорби чувствовал еще смутное облегчение, словно клетку, в которой он прожил до сегодняшнего дня, открыли и он стал свободен. Федор, в отличие от отца, переживал сильно. Со смертью самого близкого человека он столкнулся вторично, сначала умерла мама, потом дед. И если смерть Елены он перенес довольно спокойно, уж очень он был мал, когда она случилась, то кончину деда воспринял как что-то очень страшное. Федору было достаточно знать, что старик жив, что он сидит на крыльце их дома и что, если он захочет его увидеть, ему надо просто сесть на извозчика и, преодолев небольшое расстояние, оказаться в имении. Теперь же он не увидит его никогда.

Впервые со смерти Алевтины Федор почувствовал себя беззащитным и слабым, словно из-под него выбили фундамент. И так ему стало одиноко, так жаль себя, что он заплакал.

Это были последние слезы в жизни Егорова, с тех пор он ни разу не позволил себе этого…

Деда похоронили. Зинаида с Лизой поехали в имение, Григорий на время присоединился к ним. Федор остался в городе грустить и работать. И единственное, что радовало его в эти печальные дни, так это то, что свадьбу отложили из-за траура.

Глава 8

Федор ехал по проселочной дороге, погруженный в свои думы. Был вечер, теплый, безветренный, такой, когда все - и яркий месяц, и горящие звезды, и стрекот сверчков, и кваканье лягушек - настраивает на романтичный лад. Федор вспоминал Лизу, рисовал в воображении ее нежный образ и грустил. Он не видел ее уже две недели, потому страшно соскучился, вот и ехал этим теплым вечером в имение, никого не предупредив о своем прибытии. Решился он на это в один миг, когда ее ангельское личико всплыло перед глазами, и он не мог больше усидеть на месте, не увидев ее воочию. Он выскочил из-за стола в кабинете, накинул пиджак, запряг коня и вылетел из дома, будто за ним гнались три тысячи чертей.

Так он скакал на своем вороном жеребце (черный он предпочитал не только в одежде) и скучал, надеялся, любил и страдал.

…На фоне синего неба показалась остроконечная крыша дома. Потом и он сам. Дальше из зарослей вынырнули конюшня, баня, сеновал. Сколько ночей он провел, валяясь на свежем сене… Федору вдруг очень захотелось вспомнить детство и понежиться на мягком ложе. Он спрыгнул с коня, привязал его, а сам, уж коль все спят, решил не будить их, а заночевать на сеновале.

Федор вошел, петли, видно, только смазали, и они не скрипели как обычно. Он расстегнул пуговицы, начал стягивать с себя сапоги, как вдруг… Шорох, шепот, возня, девичий стон. Ого! Да никак на сеновале решил понежиться еще кто-то кроме него. Федор ухмыльнулся и тихо подкрался понаблюдать, кто из их челяди грешит на хозяйском сене. Он осторожно разгреб кучу, высунул голову в образовавшийся проем и…

На сене, освещенная луной, которая заглядывала через маленькое окно, обнаженная, бесстыдная, томная, лежала Лизавета, а рядом, такой же голый, безупречно-стройный смуглый Георгий, его рука покоилась у нее на животе, и пальцы нежно поглаживали атласную кожу вокруг ее пупка.

Федору показалось, что он сорвался в пропасть и после мгновенного падения разбился об острые камни. Его нежная, невинная возлюбленная совокупляется на сеновале, как последняя дворовая девка! Он не верил своим глазам, ему казалось, что ехидная луна издевается над ним и преображает своим призрачным светом какую-то другую девушку. Но нет! Это Лиза. Ее волосы, шейка, тонкие руки. И они обвивают стан другого! Нет сил это видеть.

Федор отпрянул, свалился без сил на сено, обхватил голову руками и замер.

Как она могла?!

Он перестал ощущать течение времени, не слышал звуков, не видел ничего, кроме тумана. Он страдал!

Когда наваждение исчезло и он более или менее пришел в себя, оказалось, что Лиза уже ускользнула, он увидел ее удаляющийся хрупкий силуэт в щель меж досок. Остался только Георгий. Красивый, самодовольный и голый, голый… Федор вновь выглянул, Сванидзе, судя по всему, задремал: его черные очи были прикрыты веками, а поза расслабленна.

Егоров чуть слышно подкрался. Георгий, привлеченный тихим шуршанием, открыл один глаз. Потом улыбнулся:

- Что, шалунья, решила вернуться?

И в тот миг, когда эти слова слетели с его языка, в его обнаженную рельефную грудь вонзились острые вилы.

Георгий сипло вздохнул. Глаза стали огромными, удивленными, в его зрачках отразилась луна. Потом он захрипел, булькнул, оросил своей кровью свежее сено и умер. Последнее, что он увидел перед смертью, - это ухмыляющуюся рожу страшного огнеглазого черноволосого демона.

Федор долго простоял над трупом, сколько - он сам не знал. Когда зрелище недвижного, поверженного врага перестало его волновать, он скатился вниз, выбежал из дверей, вскочил на коня и ускакал во весь опор.

* * *